Толпа перестала считать. Массовик побледнел и закричал: «Двадцать один! Двадцать два!» Его снова подхватили.
– Ты думаешь, так можно что-то вернуть? Да мне все равно, Саркисик, давно все равно!
Вера стала пятиться. Позади расступались. Она улыбалась и с улыбкой опрокинулась в снег на невидимом бугорке. Упала, поднялась и побежала прочь.
– Тридцать пять! Тридцать шесть!
Саркис сдался на тридцать седьмом, чуть не упав вперед. К нему шла румяная девица. Оказалось, она вручала призы. Взяв у нее что-то легкое, он стоял на помосте. Она понеслась к его бушлату, села на корточки. Он смотрел. Кинулась к нему. Одела и принялась застегивать. Он дрожал.
– Ничего… – шептала она. – Ничего, ну ее, не надо, вы же такой, такой…
Президент вбежал в Георгиевский зал мгновенно и, избегая рукопожатий, прошел во главу длинного, как столовский транспортер, полированного стола. С гобеленов надменно взирали святые князья с бородатой хитрецой в породистых щеках.
Олимпионики вздохнули и уставились на бледные президентские пальцы, постукивающие по отсвечивающей поверхности.
– А я ведь предупреждал, да, Света? – Президент с легким нажимом кивнул Холкиной. – Предупреждал.
Повисло молчание. Президент полуобернулся, помощник выложил на стол финальный лист.
– «Афины-2044…» – прочел Президент. – Смотрим: прыжки с мячом, шестьдесят седьмое место. После Габона.
Поднялся долговязый парень, оглаживающий карманы пиджака. Президент досадливо скользнул по нему неузнавающим взглядом и спросил вполоборота:
– У вас дело в чем? Честно.
Парень помялся, развел несуразно длинными кистями и забубнил:
– Ну, мы что, мы путем: замены, отборочные, Пал Викеньич задолжал за аренду, суточные не выдают, сортир заперт, воды и то не допросишься. Да всегда одно и то же: друг друга валим, а спать по четыре часа, визы в последний день, на чемоданах ночуем, ничего не ясно, ну, так и получается, как закладывали…
– Спасибо, – перебил Президент. Парень осекся и упал на стул. Вбежавшие слуги споро унесли его за неряшливо облитые золотом двери. – Дальше смотрим: конное плавание, двадцать второе место…
С места вскочила молодая доярочного вида активистка.
– Четкое выполнение всех нормативов, командная поступь, взаимовыручка! Обязательства перед пославшим нас народом, святых, можно сказать, рубежей отвага, неукоснительное соблюдение режима… спать, спать, суки, отбой уже! – завизжала она. – Какой те рупь, падла, какой рупь, валюууты?! – набрала она воздуха в богатырские груди. Продолжила после паузы, хриплым дискантом непохмелившегося снабженца. – Твари вы все, не щадите никого, вам по-русски объясняют, а вы лезете, кто объясниловку будет писать, Терпищев, Ямкушев вам будет? Засранцы, да, ни стыда ни совести, после одиннадцати марш по номерам, и чтоб ни души мне здесь! За связь с иностранками будете отвечать лично! Из-под забора ж тянули, попомните…