Чтобы угадать имя малого, которого разыскивал Виньо, мне незачем было читать письмо. Едва я открыл конверт, словно что-то всколыхнулось вокруг меня и в моей голове.
Убийцу звали Ле Флок, Ян Ле Флок. В то время ему было девятнадцать лет. Мой маленький бретонец.
Я не ответил на письмо Виньо. Каждому свое дерьмо! Он наверняка был прав насчет Ле Флока, но это ничего не меняло. Обе малышки были мертвы – и та, что из Бретани, и наша. И мальчишка тоже был мертв, расстрелян по всем правилам. Да к тому же, убеждал я себя, Виньо мог ошибаться, у него, наверное, были свои причины навесить эту историю на мальчишку, как у тех двух подонков, Мациева и Мьерка, были свои. Поди узнай теперь.
Странно, но я привык жить в окружении тайны, в сомнениях, в потемках, без ответов и уверенности. Ответить Виньо значило уничтожить все это: внезапно пролившийся свет обелил бы Дестина и погрузил маленького бретонца во мрак. Слишком уж просто. Один из них убил, это точно, но ведь это мог сделать и другой, в сущности, разница между намерением и преступлением ничтожна.
Я взял письмо Виньо и раскурил им трубку. Пфф-ф! В дым! В пепел! В ничто! Продолжай искать, милейший, я тут не единственный! В сущности, может, это была месть. Способ сказать себе, что я не единственный, кто роет землю ногтями в поисках мертвых, чтобы вынудить их заговорить. Даже в пустоте хочется знать, что есть другие люди, похожие на нас.
Ну вот, я подхожу к концу. К концу истории и к своему собственному. Могилы, как и рты, давно закрыты, а от мертвых остались всего лишь полустертые имена на могильных камнях: Денная Красавица, Лизия, Дестина, Важняк, Барб, Аделаида Сиффер, маленький бретонец, рабочий-печатник, Мьерк, Гашантар, жена Бурраша, Ипполит Люси, Мазерюль, Клеманс… Часто я представляю себе всех – в холодной земле и полной темноте. Я знаю, что глазницы их запали и давно пусты, а их сложенные на груди руки лишены плоти.
Если кто хочет знать, чем я занимался все эти годы, все это время, которое привело меня к сегодняшнему дню, я мало что могу ответить. Я не заметил этих лет, даже если все они показались мне очень долгими. Я поддерживал огонь и вопрошал темноту, так и не добившись ничего, кроме обрывков ответов, неполных и немногословных.
Вся моя жизнь держится на диалоге с несколькими мертвецами. Этого хватило, чтобы заставить меня погрузиться в жизнь, дожидаться конца. Я говорил с Клеманс. Вспоминал других. Почти каждый день призывал их к себе, чтобы оживить былые поступки, слова и задаться вопросом, правильно ли я их расслышал.