— Я ушел из армии, как только подошло время, — рассказывал Раф. — Отец мой уже умер. Я вернулся на ранчо. Мне было невыносимо горько, не радовало ничто, даже солнце, встающее над Разбитой Горой. И я не выдержал: год назад перепоручил ранчо своим адвокатам и переселился в рыбацкий лагерь на Разбитой Горе. Один.
Алана закрыла глаза, пытаясь сдержать слезы.
— Если бы я только знала, что ты жив… — прошептала она.
— Я и сам не был уверен, что жив, — произнес Раф. — По-настоящему жив. Большую часть времени я по-прежнему проводил в аду. Никто по эту сторону горы не знал, что я не погиб. Кроме Сэма, но он никому не рассказал бы.
— Сэм? — испуганно переспросила Алана.
— Он был на учениях в Панаме. Экспедиция другого рода — мирная. Однажды, незадолго до того, как я ушел из армии, нам пришлось вместе поработать. Он очень хороший парень, ему бы только быть попрактичнее. Это все, что я могу сказать о Сэме Бурдетте.
Алана попыталась возразить, но поняла, что ничего не добьется. Раф может поделиться с ней своими собственными секретами, но секретов ее брата он никогда не выдаст. Она понимающе взглянула на Рафа темными, как ночь, как ночные видения, глазами.
— Когда ты решил открыться? — спросила она.
— Я не принимал такого решения. Это произошло случайно.
Раф медленно покачал головой, вспоминая свою ярость, горечь жизни и женщину, которая вышла замуж за другого спустя шесть недель после того, как ее жениха объявили погибшим.
— Однажды высоко в горах я случайно столкнулся с Бобом, — продолжал он. — Твой брат ловил рыбу на эту безумную мушку, которую он так обожает. И он тут же помчался к тебе в долину.
Пальцы Аланы бессознательно вцепились в руку Рафа, когда она вспомнила, как Боб ворвался в дом с известиями о Рафе Уинтере — человеке, вернувшемся с того света… похожем на саму смерть. Несчастный, ожесточенный, с глазами холоднее февральского рассвета.
Раф. Живой.
А Алана замужем за человеком, которого не любит.
— День спустя, — произнес Раф, наблюдая за Аланой, — Боб привез мне письмо. Я узнал твой почерк на конверте. Долго-долго смотрел на него.
— Почему ты не… — начала было Алана.
— Я не знал, что не смогу открыть свое собственное письмо «Милый Джон», — резко перебил Раф. — Я не мог заставить себя прочитать слова, описывающие твое счастливое замужество, удачную карьеру, прекрасного мужа, нежного любовника. Я не мог читать приговор, вынесенный моей мечте твоей собственной рукой, мечте, которая сохранила мне жизнь, когда меня мучили такие боли, что сама смерть казалась верхом блаженства.
Алана покачала головой. Слезы лились из-под ее плотно сомкнутых век. Сдавленно вскрикнув, приникла она головой к груди Рафа и обняла его так сильно, что заболели руки. Ей была непереносима мысль о том, что любимого пытали, а он мечтал о ней и выжил только потому, что любил ее.