Но раковины его мало интересовали. У него крепло ощущение, что дальнейшее пребывание в «Жемчужной бухте» становится для Ханны все более опасным. Или для него. «Несчастный случай» в эллинге был недвусмысленным предупреждением.
Вскоре Арчер обнаружил конец троса, лежавшего под тяжелой клеткой, и попытался сдвинуть ее, чтобы увидеть место разрыва.
Если виной этому буря, значит, трос должен быть истрепан.
Ему хватило единственного взгляда, чтобы увидеть, что конец троса был гладким, как стекло.
– Перерезаны, – коротко сообщил Арчер, направляясь в гостиную.
– Что? спросила Ханна.
– Тросы.
– О чем вы говорите?
– Тросы были перерезаны. Отчего во время бури плоты и разошлись. Здесь что-то неладно.
Ханна сделала ему знак идти за ней в ванную.
– Думаете, они были перерезаны?
– Уверен в этом.
Ханна швырнула свои ласты в ванну, провела руками по костюму, пытаясь согреться. На этот раз она замерзла не так сильно, не было озноба, вызванного долгим пребыванием под водой.
– Зачем кому-то рубить плоты? Это все равно что зарезать курицу, несущую золотые яйца.
– Несущую яйца Лэну. Не им.
Войдя в кабину, она задвинула стенку, встала под душ и начала мыть костюм.
– Все так просто?
– Жадность обычно проста. Вопрос в том, кто? Лэн не говорил вам, что собирается продать экспериментальные жемчужины?
– Он не собирался их продавать.
– Вообще?
– Мне так казалось. – Ее голос заглушала вода. – Радужные черные жемчужины были для него… религией. Да, именно религией.
– И что он хотел от нее получить?
– Не поняла. Объясните.
– Лэн не был верующим, а новообращенным почти всегда что-то нужно. Богатство, признание, власть, счастье, здоровье… Здоровье, – медленно повторил Арчер.
– Я имела в виду религию не в буквальном смысле, – ответила Ханна. – Церковь, обряды и прочее.
– Но вы назвали жемчуг его религией.
Она выключила воду и расчесала волосы.
– Я не могу придумать ничего другого, чтобы описать его отношение к жемчугу. Лэн подбирал и совершенствовал «Черную троицу», как будто от нее зависела его жизнь.
– Как далеко зашел Лэн в своем безумии?
– По десятибалльной шкале?
– Да.
– Восемь, – задумчиво произнесла Ханна. –.Иногда девять. Но сумасшедшим он был не всегда. Только во время приступов безумия, когда запирался в эллинге. А обычно Лэн мог очень разумно говорить о проблемах выращивания жемчуга, о нюансах монопольного рынка.
– Что его мучило во время приступов?
– Черные жемчужины. Черные радуги. Ему всегда их не хватало. Они были недостаточно совершенными для него. Своего рода навязчивая идея. – Ханна обтерла полотенцем мокрый костюм. – Нет, даже не навязчивая идея. Болезнь. За исключением жемчужин, прошедших его контроль, он уничтожал те, которые чем-то его не устраивали. А поскольку все радужные жемчужины уникальны, Лэн, должно быть, обратил в пыль несколько миллионов долларов. И это при том, что мы едва сводили концы с концами.