Три круга войны (Колосов) - страница 144

— Ну да!.. Немцы дураки?

— Дураки не дураки, а на лес клюнули, разворочали, живого места не оставили.

— Ну и какая польза?

— Нам трудно судить какая. Наверное, командованию нужно, чтобы у противника создалось впечатление, будто на этом участке концентрируются наши войска, — объяснял курсантам лейтенант.

А вскоре после этих походов стали быстро готовить курсантов к выпуску.

И хотя все знали, что день выпуска не за горами, все равно он наступил как-то неожиданно. Ребята уже привыкли друг к другу, сдружились, жили одной семьей, привыкли к условиям, распорядку, а выпуск означал — расставание, впереди — новые люди, новые заботы…

И волнения — как на всяких выпускных экзаменах. Ведь знали, что звания все равно присвоят, не старшего, так младшего сержанта: потому что учились они всерьез, сачков особых среди них не было, немало ребят были отличниками, а все равно волновались. Гурин с Хованским тоже отличники, а улыбки у них кислые, какие-то неестественные, волнуются, ждут с нетерпением, какие лычки им нашьют.

…Застыли в строю курсанты — слушают приказ о присвоении званий. Фамилии идут по алфавиту, гуринская буква близкая, а ему кажется, проходит целая вечность, пока дошли до его фамилии. Как сквозь сон услышал — присвоено звание старшего сержанта. Ему вручают красноармейскую книжку и новые погоны с широкой лычкой. Хованский шепчет:

— Поздравляю! — и жмет Гурину незаметно руку.

Гурин стоит смущенный, не терпится посмотреть погоны, заглянуть в книжку. Не выдерживает, раскрывает новенькую синюю книжечку и видит — красивым кузьминским почерком написано: «Гурин Василий Кузьмич, 1923 г., ст. сержант». И фотография. Раньше у него была красноармейская книжка без фотографии.

Засмотрелся и на радостях прослушал, какое звание присвоили Хованскому. Смотрит — ему уже вручают погоны. Скосил глаза, чтобы увидеть — какие. С широкой лычкой! Молодец Коля!

Когда кончилась эта церемония, курсантов распустили пришить новые погоны. С какой радостью они это делали! Первое воинское звание! Шутка ли!

Потом было снова построение. Максимов, сияющий, будто это его повысили в звании, ходил, подпрыгивая, вдоль своего взвода, поправлял каждому погоны, говорил какие-то приятные слова, будто и не было у него ни с кем ни стычек, ни конфликтов. Все было и теперь забыто, а в глазах — грусть от предстоящего расставания.

Комбат Дорошенко, сутулясь и все время подергивая плечом, прошел вдоль строя в одну сторону, в другую, приветливая улыбка не сходила с его лица. Вслед за ним обошел строй майор Кирьянов, с палочкой, прихрамывая, рокотал своим хрипатым басом: