Вслед за сержантом ушел и лейтенант.
Погода на улице переменилась — началась оттепель, снег сменился дождем, с крыши сарая за стеной, навевая скуку, лилась вода. Под это заунывное журчание Гурин стал задремывать, когда раздался звонкий девичий голос:
— Привет, мальчики! О, сколько вас!
Быстро воспрянув, Гурин поправил шапку, сам сел попрямее, будто так и сидел. А почему вскочил — и сам не знает, словно генерала услышал, а не девчонку.
А она действительно девчонка, эта Аня-санитарка. Росточку маленького и толстенькая, как колобок. Курносая, пухленькие щечки, нахлестанные ветром, сделались пунцовыми. Глазки круглые, большие, веселенькие. Такая вся — пампушечка.
— Молодец лейтенант, хороших мальчиков привел, — не унималась Аня.
— Откуда ты знаешь, хороших ли? — отозвался один из старых автоматчиков.
— Не ревнуй, Коля! Вижу! Чутьем чую. — Она подошла к Гурину и вдруг, строго насупив брови, крикнула: — Эй! А ты чё на чужом месте развалился?
Гурин решил, что это к нему относится, стал, оглядываясь, медленно подниматься, но Аня махнула на него рукой:
— Да не ты! Сосед твой, — и она легонько пнула ногой сапог соседа. — Слышишь?
Сосед Гурина поднял голову, спросонья посмотрел на нее:
— Чево там?
— «Чево, чево». Чужое место, говорю, занял. Там, в головах, под соломой мои вещи. Не видел разве?
— Дак не видел. Не лазил я туда.
— А ты полезь.
— Зачем?
— Убедишься.
Солдат уже оправился от сна, потянул свой мешок:
— Строга больно. Откуда такая взялась?
— От мамки, от папки. Разве мало места?
— Дак не знал я, — оправдывался солдат. Поднял вещмешок, пошел искать свободное место. — Вот чертова девка…
А «чертова девка» как ни в чем не бывало бросила к стенке свою сумку с большим красным крестом, стала, по женской привычке, вспушивать солому, готовя себе постель.
Чтобы не мешать ей, Гурин отодвинулся подальше к своему правому соседу. Она обернулась:
— А ты почему съежился? Че на соседа полез? Неужели я такая страшная?
— Нет, не страшная, — выдавил Гурин.
— Ну и не бойся. Я такой же солдат, как и все. Так и смотри на меня. Понял?
— А я так и смотрю.
— Вижу я, как ты смотришь. Вытаращил зенки, будто никогда девок не видел.
Гурин промолчал. Ему было и приятно ее соседство, и неловко, и сковывала она его: он стеснялся своих рук с траурными каемками ногтей, своих портянок в дегтярных разводах, хотя она, видно, ко всему этому уже была привычна и не обращала внимания.
Спал он ночью осторожно, все жался к своему соседу, боясь задеть ее, чтобы она, не дай бог, не подумала о нем плохо. Когда пришлось вставать по нужде, поднимался бесшумно, как кошка, и на улице пошел подальше за сарай. Снег пополам с дождем сыпал за шею, но он, помня об Ане, не остановился у первого угла, а дошел до самой деревянной постройки, которая и была предназначена для таких нужд.