— Так ведь и Сохова приняла немало, судя по рассказам очевидцев, — заметил Костов. — Все равно он сильнее. И потом, ей же всего лет двадцать, как сказала эта Соловей…
— Ну, не знаю, — примолкла напарница. — Чужая душа — потемки. А по-вашему, если двадцать лет, значит, и мужика прибить не способна… Был же там в квартире второй любовник — этот Абдулов, автор «Вызова времени». Он, как говорят, через какое-то время тоже покинул общество — ушел в одиночестве, когда Лосский еще не вернулся. Он, похоже, после той ссоры с Соховой в квартиру вообще не возвратился, зато позже обнаружился на газоне в мертвом виде.
— Гадание это на кофейной гуще, — подытожил рассуждения Надежды Костов. — В общем, так: звони по свидетелям, езжай в «Останкино» или там куда угодно и опрашивай всех как можно подробнее — кто, когда, во сколько входил-выходил из квартиры, кто когда последним видел Лосского, кто чего говорил и так далее…
Задание Костов дал такое, что впору троим оперативникам загрузиться, но Надежда была в их конторе на новенького, и хитрый Костов пользовался тем, что девушке это невдомек. «Ничего, девка молодая, пусть поработает», — рассуждал он.
— Да, — Надежда обернулась уже в дверях. — Эксперты говорят, что на рубашке у жертвы, у самого воротника, следы от губной помады.
«Спасибо тебе, дорогая, — мысленно поблагодарил Надежду Костов. — Надеюсь, ты не забудешь поинтересоваться у Алины Соховой, какой помадой та пользуется».
Надежда ушла выполнять задание, а у Костова на столе зазвонил телефон. Даже не поднимая трубку, Костов уже знал: следователь из прокуратуры хочет сообщить, что возбуждает дело.
Жена бросила Костова как-то странно и внезапно. К тому времени они были женаты лет пятнадцать, дочери минуло двенадцать, и все у них было хорошо, лучше не бывает. Оглядываясь назад, вспоминая их жизнь и пытаясь понять, что же произошло с Ингой, он каждый раз оказывался в тупике. Непонятно. Загадка. Жена была ученым-лингвистом — увлеченным, талантливым, успешным, упоенно делающим научную карьеру, о которой всегда мечтала.
Мужчин, рассказывала ему Инга, согласно ее опыту можно разделить на две большие категории — на тщеславных и на ревнивцев-домостроевцев. Первым нравилось, чтобы жена или подруга была «крутая». Для таких именитая, заслуженная, прославленная женщина становилась предметом гордости и козыряния перед окружающими — и особенно перед друзьями-приятелями. Таких не угнетала мысль, что крутая жена что ни день встречается по долгу службы (конференции, презентации, симпозиумы и прочее) с кучей самых разных мужиков, среди которых могут попасться и интересные, и бабники, и просто корыстные соблазнители… Их по ночам не терзали картинки «моя женщина кокетничает с другим», «моей жене нравится, как этот придурок кладет лапу ей на зад», «моя подружка в постели с другим»… То есть мысль угнетала, и картинки, конечно, терзали, но совсем чуть-чуть, во всяком случае, сладкий вкус тщеславия явно перевешивал легкую горечь сомнений и страхов. Эти первые любили выходить с ослепительной женщиной в свет и ловить восхищенные взгляды окружающих — на ней и завистливые взгляды окружающих — на себе. Эти первые следили, чтобы жена одевалась по моде, и делали ей замечание, если цвет туфель не подходил к цвету колготок. Эти первые дарили жене дорогущую косметику… И кончали тем, что со временем начинали гордиться уже не только крутой женой, но и ее крутыми любовниками… С такой женщиной до конца дней не скучно, она — источник восхищения, провокатор сильных эмоций.