— И расписку он тоже заверил? — насторожился Костов.
— Нет — это было что-то вроде пробы пера, — покачала головой Алина. — Как я понимаю, подобную расписку надо заверять в присутствии того, кто берет деньги в долг. Или ошибаюсь?
— В общем, нет, — ответил Костов и с нетерпением спросил: — Фамилию знакомого, упомянутого в расписке, помните? Знаете, о ком шла речь?
— Не-е-ет, — удивилась Алина. — А вы уверены, что это не была какая-нибудь просто условная фамилия? Что он писал расписку для какого-то реально существующего лица?
— Но ведь свое имущество он завещал реально существующему лицу — или нет? — усмехнулся Костов. В реальности Алины с ее трогательно-заплаканным лицом, с ее нежно очерченными ключицами, с ее ведьминскими ушками, от которых веяло ее любимыми духами «Озноб» от Бенджо Манчини, сомневаться никому бы не пришло в голову.
Алина задумалась. Она уже не выглядела такой потерянной и несчастной, как десять минут назад. Слезы высохли, на губах блуждала легкая непонятная улыбка, пальчик безотчетно наматывал прядь волос. «Впрочем, почему же «непонятная», — подумал Костов. Я знаю, о чем она думает, — это ведь так очевидно. Она думает о том, что если завещание настоящее, то вся собственность Олега теперь переходит к ней».
— Послушайте, — заговорила Алина, обращаясь к Костову. — Значит, если завещание настоящее, то вся собственность Олега теперь переходит ко мне?
Костов рассмеялся, подтверждая догадку девушки, с которой, между прочим, пока никто не снимал подозрений в соучастии в убийстве. «А не разыграла ли она это свое недоумение при вести о завещании специально для нас?» — думала Надежда, практически не вмешивающаяся в разговор шефа с Соховой.
— А что Олег сделал с той распиской, вы не помните? — поинтересовался Костов.
Алина пожала плечами, она не понимала, с чего это мент прицепился к расписке.
В конце концов, подумал Костов, мы тут огород городим вокруг смерти Лосского, а очень даже может быть, что все дело в пьяной ссоре, которая служит основанием девяноста процентов российских убийств. Подошел к пьяненькому Олегу на балконе какой-нибудь сосед-алкаш, попросил угостить, тот отказал, слово за слово, сцепились, и через секунду Лосский перелетает за балконные перила. Что, так уж невероятно? А мы голову ломаем и теоретическую базу подводим — профессиональная версия (конкуренты), любовный треугольник… Костов вообще тяготел к простоте, и опыт работы в ментовке его подводил к тому же. Большинство обывателей верят, что убийца — это такой особый человек, который МОЖЕТ ПЕРЕСТУПИТЬ, имеет столько духу, чтобы переступить. Как Раскольников, который думал что-то вроде того: «Тварь я дрожащая или право имею?» То есть убийца — это сильная личность, которая считает, что право имеет. Однако большинство убийц, с которыми «имел честь» быть знакомым Костов, убивали без серьезных причин и уж никак не из идейных соображений, как герой Достоевского. Глупость, дикость, примитивность, жадность, эмоциональная недоразвитость — вот стандартный джентльменский набор душевных качеств убийцы. Никакой сильной личностью здесь и не пахло. Российские душегубы и выгоды-то от своего преступления, как правило, не получают. Если не считать киллеров — но это уже особая порода. Это работа такая.