[99], – и в каждом при этом созревает бесстыжий человек грядущего, а значит, каждый вынашивает в себе Судный день, который однажды извергнется из нас помимо нашей воли, и тогда не будет никому пощады.
* * *
Даг и Анне Карен регулярно приезжали по воскресеньям. Как учитель у доски перед классом, Даг прохаживался по алтарной части, обозначенной простеньким крестом с безыскусно вырезанным Иисусом, и, стоя на небольшом – не больше ступени – возвышении, толкал речь, всплескивая руками, будто подбрасывая младенца, раздувался, как тесто, пузырился словами: «милосердие», «милость», «любовь». За его спиной сияло большое окно, плотно исписанное маслом: норвежские горы, небо и неправдоподобно громадное солнце с по-детски кучерявыми лучами, – намалевано было от души, кто-то старался – закрасил основательно всё: настоящие горы, настоящее небо, то же солнце. Всякий раз, глядя на эту картинку, я вспоминал то «Оранжевую песню», то «Пусть всегда будет солнце». Очень скоро я научился входить в наш маленький притвор, не заглядывая в неф (если б я умел жить так же).
Однажды Даг произнес такую речь: «Каждый из нас сотворен Господом по образу Его, каждый из нас совершенное произведение. Как, например, драгоценность. Вот как это кольцо. – Снял обручальное с пальца. – Вот, – торжественно сказал он с фокусничаньем, – обычное обручальное кольцо, какие продаются у нас в Норвегии. Мы с женой купили их в 1983 году – скоро двадцать лет будет – в небольшом магазинчике Санефьорда. Ничего особенного – обыкновенное кольцо обыкновенного смертного. Однако, помимо ценности благородного металла, использованного при его изготовлении, и самой работы, оно имеет и другую ценность: оно мне памятно не как вещь, но символ, связывающий мою судьбу с судьбой моей жены… – Тут старушки закивали, вздыхая и ахая: «Яах, ригтит, ригтит». – Но представим себе следующее. Забудем на минутку обо мне… Давайте забудем о втором, и постараемся видеть только первое: предметную ценность. Давайте говорить о нем, только как о золотом украшении! Так вот, если бросить это кольцо в унитаз или на дно какого-нибудь колодца и забыть его там на многие-многие годы, оно, как всякий предмет, обрастет грязью, станет некрасивым, станет гадким. Но разве оно утратит ценность? Оно же останется золотым, оно останется драгоценным, надо только отмыть, да… да… да… Вот так и мы, вот так и мы. И Господь нас так видит, видит нашу подлинную ценность внутри. Мы обрастаем всевозможными нечистотами в процессе жизни, но ценность свою не утрачиваем. Нет. Не утрачиваем. И кто? Кто, как не Господь, видит нашу подлинную суть? Кто, как не Господь, подлинную цену знает нашу? Кто, как не Он!» – Палец взлетел к потолку, с которого на нас смотрело распятие. Старушки охнули, пошамкали ртами: «Яа, яа, яа».