Мисс Колт посмотрела на мисс Боннер, свою начальницу. Та милостиво кивнула, а мне сказала, что это прекрасная мысль. Я обернулся к остальным и, возвысив голос, спросил, есть ли среди них такие, кто не хочет кофе. Таковых не нашлось, и мы с Салли удалились.
Я действительно был не прочь выпить кофе. Кроме того, наружность и манеры мисс Колт наводили на мысль, что моя теория о женщинах-детективах не так уж безупречна. И мне не терпелось это проверить. Но больше всего я желал отдохнуть от созерцания Ниро Вульфа.
Таким кислым своего босса я еще не видывал, и тот факт, что у него имелись все основания киснуть, не делал его физиономию краше. История на самом деле очень печальная. Недавние скандалы вокруг прослушивания телефонных разговоров привлекли внимание властей к частному сыску. Например, к тому, что частные детективы, коих в одном городе Нью-Йорке насчитывается четыреста тридцать два, а в штате Нью-Йорк набирается аж пятьсот девяносто, при получении лицензии не сдают письменного экзамена. Никто не проверяет их квалификацию и опыт. Госдеп понятия не имеет, сколько на лицензированных сыщиков работает наемных агентов, поскольку последним лицензия вообще не требуется. И так далее и тому подобное.
В итоге администрация штата решила закрутить гайки. Все пятьсот девяносто частных сыщиков были вызваны на собеседование, чтобы держать ответ за незаконную прослушку, если таковая имела место, и отчитаться в части общей постановки дела.
Поскольку лицензии имелись и у меня и у Вульфа, к ответу притянули нас обоих. Конечно, приятного в этом было мало. И тем не менее недовольство Вульфа свелось бы к обычному брюзжанию и бухтению – как-никак не один он мучается, а еще шесть сотен коллег без малого, – если бы не два момента.
Во-первых, разбирательство частью проходило в Нью-Йорке, а частью – в Олбани. Нас почему-то высвистали в Олбани, и просьбу Вульфа разобраться с нами в Нью-Йорке проигнорировали.
Во-вторых, тот единственный раз, когда Вульф прибег к прослушиванию телефонной линии, не добавил ему ни славы, ни денег. Так что босс вовсе не горел желанием, чтобы ему лишний раз об этом напоминали.
Вот почему, когда зимним утром, ни свет ни заря, Фриц принес завтрак в спальню Вульфа на втором этаже старого особняка, облицованного бурым песчаником, а я заглянул туда с известием, что погода не препятствует автомобильной поездке и боссу не придется подвергать себя превратностям путешествия по железной дороге, он был настолько погружен в уныние, что даже ворчать не мог.
За всю дорогу до Олбани – а это сто шестьдесят миль, или четыре часа, пути – Вульф, устроившийся, по обыкновению, сзади, дабы в случае аварии не влететь в лобовое стекло, произнес не больше двух десятков слов, среди которых не было ни одного приятного.