— Ты думаешь, какая у меня зарплата? — Цауне во что бы то ни стало хотелось поговорить. — Двести. Но я не жалуюсь, мне хватает. Хватает, потому что я к ним отношусь по-человечески, и они ко мне так же. Ты обедаешь в ресторане за пять рублей, а я за обед получше твоего плачу рубль. Ты за шведскими лезвиями целый день простоишь в очереди и не достанешь, а мне приносят да еще упрашивают, чтобы взял. Захотел в театр — пожалуйста — в директорскую ложу. На концерт? Бесплатно — на служебные места. На хоккей? Пожалуйста, товарищ Цауна, для вас — в любое время! После войны у меня было четыре автомашины, механик и куль с червонцами, но жил я хуже — положения в обществе у меня не было… Что у тебя вышло с теми тремя тысячами? Раздобыл?
Вильям рассказал, как он оказался в нокауте.
— Сколько ты сказал? Можешь сэкономить тридцать метров? — переспросил Цауна.
— Около того.
— Почем за метр?
— Двадцать семь.
— Восемьсот десять… — Цауна считал в голове, как арифмометр — Ты им даешь восемьсот рублей в день, а они не хотят брать?
— Так получается, — тупо улыбнулся Вильям.
— Пусть не берут, возьмут другие!
— Другие не возьмут. Работа, которую я сделал зря, годится только для «Моды». В других местах — другие модели, значит, нужны другие эскизы и вероятнее всего, это уже кто-нибудь сделал.
— В твоих эскизах я ничего не смыслю и не хочу смыслить, но восемьсот рублей — это деньги. Это я намотал на ус. Я намотал и переговорю с нужным человеком. А теперь в парилку, на полок!
И подпевая магнитофону, забавлявшему компанию модной песенкой «В бане, в бане финской побываем», Цауна начал раздеваться.
Про разговор этот Вильям скоро забыл, так как считал его пьяной болтовней. Какое предприятие может заинтересоваться его эскизами? Никакое. Но не прошло и месяца, как Альберт явился к нему в обеденный перерыв и предложил Вильяму сводить его в одно место, где в Риге можно получить шампиньоны в сметанном соусе.
— Я поговорил, — вдруг сказал Цауна, когда они принялись за еду. — Ткань он не хочет брать…
— Какую ткань?
— Ну ту, о которой мы говорили.
— А-а… — Вильяму нечего было сказать.
— Но в принципе я его заинтересовал, он подумает.
— К ткани даже и не подступиться. Каждый сантиметр десять раз учитывается.
— А ты не ломай голову! Я ему сказал, пусть думает он.
В целом разговор казался несерьезным.