Свет был слишком ярким, чтобы я могла думать о чем-то еще, кроме этого света.
– О, деточка, ты очнулась. Хорошо. Но тебе не стоит так дергаться. Ира, оставь окно в покое, пожалуйста, оно не открывается.
Мне захотелось резко вскочить. На самом деле я едва смогла открыть глаза. Я лежала в чистой, правда, очень твердой постели. Глаза резало от белого – белым был потолок, пол, платье на незнакомой тетушке. Она перестилала простынь на соседней кровати. Молодая светловолосая девушка пыталась справиться с окном. Она дергала его и тихо ругалась.
– Все равно. Так холодно, что не стоит.
Белая тетушка, похожая на поздний гриб, бросив простыню, осторожной, но твердой рукой потрогала мой лоб.
– Может, немного проветрить не повредит? – не унималась девушка. – Может, ей станет получше?
Никто не разжигал камина в этой комнате, но было тепло. Свет лился с потолка, но факелов или канделябров со свечами я не увидела.
– Кажется, меня сейчас вырвет.
Обе женщины поспешили ко мне, тетушка проворно вытащила откуда-то белую миску, которая не была ни деревянной, ни железной. Я хотела было отшатнуться, да не успела. Меня и вправду вывернуло.
Девушка погладила меня по волосам. Я едва не подпрыгнула от неожиданности. Это было так приятно.
– Тебе поставили укол.
– Извините, все хорошо, – я вытерла рот салфеткой – но не из привычного полотна, а из тонкой, узорчатой бумаги.
Так хотелось рассмотреть чудную салфетку поближе, помять в руках, но не было сил думать о чем-то необычном. Главное – сдержать тошноту. Хорошо бы просто полежать с закрытыми глазами. Волк говорил, что эти люди за горой совсем другие. Это правда. Они совсем не были похожи на меня.
– Надо сделать рентген, похоже у тебя все-таки сотрясение мозга. Знаешь, как звонить родителям? И нам с тобой надо все-все записать – как тебя зовут, откуда ты, как тут оказалась, куда шла, – весело щебетала девушка, присев ко мне на край кровати.
– Зовут? – я запаниковала. – Нет, не знаю, как позвонить родителям, – пролепетала я и уткнулась в подушку.
Куда я попала?
– Ну, ладно, – женщины переглянулись. – Отдыхай. Поспи. И потом все равно на рентген.
– Стойте, – вдруг вспомнила я, когда обе уже были в дверях. – Очень вас прошу, дайте зеркало.
Наконец я отразилась. И правда – нос картошечкой, веснушки по всем щекам, уши торчком, лоб как лоб, глаза будто два паслена. Отец не наврал. Я ощупала лицо. Неужели это я?
Следующие несколько дней я лежала, думала и ела. Больше ничего. У меня жутко кружилась голова, стоило хотя бы привстать или попробовать спустить ноги на пол. Пол был холодным и гладким, разделенным на квадраты. Вроде бы каменный, а вроде бы и нет. Несколько раз меня стошнило. На какой-то непонятной каталке женщины возили меня в разные комнаты, где что-то светили в голову и делали другие разные вещи – все это пугало до смерти, но я не подавала вида.