Рыжую тетушку звали Кристиной. Были здесь и люди, которые говорили на непонятном языке. Обычно при них все вокруг переходили на этот язык, а я закрывала глаза. Женщины были ко мне очень добры, обычно они приносили сладости, называли меня «бедняжечкой» и гладили по голове. Я млела. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь наконец объявил себя моей мамой, и мы пошли бы домой. Куда домой? Куда-нибудь, где пахло бы хлебом и… Мне почему-то вспоминался аромат теплого парного молока, который я чувствовала, едва отец входил в комнату. Но вокруг – один глубокий снег. Да еще море ревело по ночам, выбрасывая на берег льдины.
Утреннее солнце я любила больше всего. Оно било в глаза, но мне казалось, что именно это делает меня живой.
– В любом случае, вертолет прилетит только по весне, можно попробовать, – услышала я как-то утром.
Шепот.
На краешке кровати сидела Ира – та самая девушка, что боролась с окном. Когда она улыбалась, на щеках у нее появлялись две маленькие ямочки, совсем как у ребенка. Сейчас она что-то бормотала себе под нос, поправляя на мне одеяло – будто бы уговаривала саму себя. В поселке ее называли психологом, хотя я не знала, что это значит.
– Ну, вы психолог, вам виднее, – так сказал «начальник экспедиции» и махнул рукой.
Мол, поступайте, как знаете. Прозвучало солидно. Ира с самого первого дня стала задавать мне вопросы, на которые я не представляла, что отвечать.
Я упорно называла себя Герогхой, считая, что новую жизнь надо начинать с правильным именем. А имя волка мне нравилось. Ире я честно объяснила, что никогда не видела своего отца, хотя слышала его, а про маму знаю только, что она была из простой семьи и хорошо пекла хлеб. Что одна моя бабушка умерла, а другая готовит еду, но я никого из них не помню. Что с горы меня сбросил ветер.
Все эти объяснения ее немного смутили, временами, глядя на меня, она начинала нервно теребить хвостик, в который были заправлены ее светлые волосы и криво улыбаться. Иногда от моего рассказа ее лицо вытягивалось, а глаза расширялись.
Может, вообще не стоит сообщать людям то, чего они не хотят услышать?
Несмотря на то, что мне отчаянно не хотелось врать, я решила, что надо придумать себе новую историю. Ведь это были живые, настоящие люди, я видела их лица, слышала их смех. Каждое утро, просыпаясь, я уговаривала себя: «теперь я дома». Мне надо было к ним подстроиться, притереться, разве нет?
Когда мне разрешили ходить, я стала понемногу гулять по поселку. Мне выдали странную одежду, которая оказалась сильно велика, но это было даже забавным. Поселок состоял из десятка домов. Почти всегда стояли жуткие морозы, и сквозь морозную дымку я могла различить только невысокие строения, пару-тройку людей в таких же странных одеждах, делающих их похожими на неуклюжих зверей, зачем-то вставших на задние лапы, столбы и сугробы в человеческий рост.