Марго повернула к Вере надменное лицо и моя жена тотчас попятилась назад, нервно поправляя изумрудные волосы, сбившиеся в некое подобие шапочки из мокрых водорослей. Кстати, а когда это они успели поменять свой цвет с тёмно–каштанового, на нежно–зелёный? О, и у Серёги тоже…
— Ребята, — сказал я, решив несколько разрядить обстановку, — похоже в речке, где вас угораздило искупаться, кто‑то забыл бочку зелёнки.
— Иди в задницу! — огрызнулся мой товарищ, — ощупывая свою скудную поросль, — я же молчу, как некоторые причёски в чернила окунают. Помылись бы, а то голова аж лоснится.
Рита толкнула скрипнувшую калитку и мы вошли во двор. Хм, даже покосившаяся поленница на месте — кто‑то клонирует домики? Сергей и Вера направились прямиком к деревянному крыльцу, украшенному изображениями пёстрых птиц, а Маргарита задержалась перед россыпью гороха. Кто‑то, видимо, не заметил дырки в мешке и потерял…Вот: сто пятьдесят семь горошин.
— Ровно сто пятьдесят семь, — констатировала Марго, поправляя цветок в волосах, — не смогла удержаться.
— Чувствуется бухгалтер, — ухмыльнулся я, — даже на отдыхе отдаётся любимому делу, без остатка.
Дверь домика распахнулась и наружу, как чёртик из табакерки, выскочил…Нет, ну и дед тот же самый! Только теперь в красной рубахе, с распахнутым воротом и полосатыми штанами, заправленными в высокие сапоги. Мне показалось, будто я увидел нечто лохматое, размером с кошку, пепельного цвета, скользнувшее из‑под ног хозяина в сумрак дома.
— Здравствуйте, гости дорогие! — старик гостеприимно развёл руками, словно собирался нас всех обнять, — добро пожаловать! Устали, небось, после такой то дороги. Путь то был, ничего себе! Проходите, располагайтесь, чувствуйте себя, как дом…Гх–х…
Дед поперхнулся и выпучил глаза. Потом быстро откашлялся и попятился в дом, куда уже успел пустить Веру и Сергея. Продолжая разглядывать меня и Риту он, едва слышно, шикнул в сторону. Кому это он, интересно? А с нами то что не так? Наверное, просто ужасно выглядим, от недосыпания и усталости.
Внутри дом оказался не менее архаичным, чем снаружи; по крайней мере, никаких признаков современной техники я не заметил. Огромная, просто‑таки чудовищных размеров, русская печь отнимала треть помещения, оставив место для деревянного стола на толстых, словно ноги стола, тумбах; трёх табуретов, по виду весьма неустойчивых и ещё какого‑то деревянного чудовища, отдалённо похожего на шкаф. Люстры я не заметил, посему исполинская оплывшая свеча посреди стола не вызывала особых вопросов. Ещё парочка таких, чуть поменьше, разместились на шкафу.