— Садитесь!
Секретарь указал на черное кожаное кресло рядом с письменным столом. Посреди сиденья резко выделялась аккуратная коричневая заплата. Мне понравилось: вот правильно, хоть война и точно такого материала не достать, а все равно должен быть порядок.
У себя в роте я тоже требовал порядка; ну пусть ничего нельзя было сделать с подворотничками и почти ничего с бритьем, зато за минометы я давал разгону. И когда ребята ворчали, что, мол, не все ли равно, из каких труб лупить по фрицам, из чищеных или закоптелых, они все равно не обидятся; старшина Филарет Егорыч, дед Бульба, как его звали в роте за почтенный возраст и крепкое сложение, всегда шуткой смягчавший мои, может быть, излишние строгости, убеждал обиженных: «Вот к тебе, скажем, гости заявились, из какой посуды их потчевать станешь? Из чугунка замаранного? Из черепка псиного?… Вот и хрицы. В гости пришли, так и подавай им гостинцы из самого что ни на есть чистого!»…
Жду. Кошусь на того, у двери.
— Ну, как жизнь?
Секретарь понимает, конечно, мое состояние, начинает с подходцем, издалека.
— Ничего, спасибо. Бьет ключом… И все больше по голове.
— Вот как! А мне говорили — по ноге, — улыбнулся секретарь.
О, да он не сухарь!
— А они взаимосвязаны, как все в природе, — отозвался я ему в тон. — По ноге стукнуло — голове новые заботы.
— Насчет диалектики товарищ явно подкован, а, Василий Кузьмич? — обратился секретарь к молчавшему третьему. И сразу опять ко мне: — Вот, продаю тебя, лейтенант. Кто дороже даст.
Он встал, и сразу же бросилась в глаза его левая рука, которая до тех пор была от меня скрыта столом. На руке чернела перчатка. Протез!
Фронтовик! Свой!
Секретарь заметил мой взгляд.
— Да, — он торопливо, словно смущаясь, завел руку за спину. — Меня тоже… ключом.
— Случайно, не на Северо-Западном? — поинтересовался я.
— Финляндия. Еще в тридцать девятом. Ранение ерундовое, да потом обморозил… Твое слово, Василий Кузьмич!
— Я-то за! — отозвался тот от двери. — Да вот он сам как?
— Ну, он тоже — за! — покосился на меня секретарь. — Работа интересная, ответственная.
Отвергая кота в мешке, я решительно покачал головой:
— Нет, так не пойдет. Вы сначала все разъясните. И потом, есть одно соображение…
Я имел в виду Арвида. Решено вместе с ним — и точка!
— Куришь?
Секретарь вынул расшитый кисет, пачку тонкой папиросной бумаги.
— Нет, спасибо.
Он нарочно тянет. Не уверен, что я соглашусь? Значит, что-то такое — не слишком соблазнительное.
Одной рукой, прижимая кисет к груди, он быстро и ловко свернул цигарку, закурил. Снова опустился на свой секретарский стул.