— Старшина! — окликнул Воронцов горбатую тень в камуфляже.
Старшина-Радовский остановился, медленно засунул обратно за ремень «парабеллум».
— Здорово, Курсант. — И подал руку.
— Что, поменяли форму, господин… как вас там?.. — Воронцов усмехнулся, закинул автомат за спину и пошел было все той же стежкой к хутору.
Но Радовский его окликнул:
— Погоди, Курсант. Ты мне лучше скажи, как она?
— Родила. — Воронцов оглянулся. — Сын у тебя. Анна Витальевна уже и имя ему дала. Нил Алексеем окрестил. А я вашему сыну, Алексею Георгиевичу, крестный отец.
Радовский шагнул к Воронцову и обнял его, и Воронцов почувствовал, как тот затрясся всем телом. Что ж, и этот, как видно, не из железа сделан, тоже матерью рожден…
— А ну-ка, братец, повтори, что ты только что мне сказал. Неужто и правду сын у меня родился на родной земле?
— Сын, Георгий Алексеевич. Пойдемте. Анна Витальевна вас ждет. Вот уже рада будет! Да и нам тоже радость: не чужой пришел. Можно сказать, свой.
Они некоторое время шли молча, прислушиваясь к шагам друг друга, словно в них можно было услышать те мысли, которые сейчас клубились в голове каждого из них. Радовский оглянулся на Монахов Мыс и спросил:
— На кладбище могилка свежая… Кто?
— Пелагея.
— Как Пелагея? — Радовский остановился, опустил голову и перекрестился.
— А так, — не оборачиваясь, ответил Воронцов. — Она тоже мальчонку родила.
Снова шли молча.
— Ты-то тут давно? По службе или как?
— После расскажу.
Радовский долго на хуторе не задержался. Выложил из вещмешка какие-то гостинцы. Посидел у озера с Анной Витальевной, подержал на руках сына, поцеловал их, попрощался с остальными, пожелал тишины и покоя и ушел. Уходил он той же стежкой, в сторону Монахова Мыса.
Воронцов пошел проводить его. Дорогой успели о многом переговорить.
— Девчонку ту, которую твой солдат сахаром подкармливал, вынесли? — спросил Радовский, когда подошли к кладбищу.
— Вынесли. Она потом работала в госпитале. В мае в госпиталь попал и я. А тут как раз пришел приказ на выход. Кто ушел, кто как… В село нагрянули каратели. Я кое-как ушел. В самый последний момент. По госпиталю уже стреляли зажигательными пулями. Ушла ли Тоня, не знаю. Я ее в тот день не видел.
— Когда это произошло?
— Что?
— Когда каратели в деревню пришли?
— В мае. Числа десятого или двенадцатого.
— Как называлась деревня?
— Дебри. А что, знакомое место?
— Мне там все места знакомые, — уклончиво ответил Радовский.
— Вот в той самой Дебри, в школе, и размещался наш госпиталь. Охрану несли партизаны. Они то ли ушли в лес, то ли их по-тихому сняли. Сразу поднялась стрельба. В деревню со стороны большака заскочил бронетранспортер и тут же начал поливать из пулемета по домам, по госпиталю… Раненые кинулись кто куда… Расползались вокруг госпиталя, как муравьи. Я уже мог ходить и ушел в лес.