— Варшавка, — сказал скуластый танкист, с которым Нелюбин и Григорьев попали в одну шеренгу.
И Нелюбин посмотрел на него, потому что слова танкиста должны были означать больше, чем тот сказал.
Конвоиров было двое. Один шел впереди, другой замыкающим. Вскоре, когда они проходили какую-то полуразбитую деревню, к их колонне присоединили еще шестерых пленных. Выглядели они совсем неважно. Обросшие, грязные, бледные, оголодавшие. Одеты в тряпье, в котором почти не угадывалась красноармейская форма. Вместо сапог и ботинок обуты они были кто в опорки из шинельного сукна, кто в обрезанные красноармейские валенки, подвязанные проволокой. И где они раздобыли те валенки? Нелюбин и танкист снова переглянулись, когда поняли, что конвой с увеличением колонны остался прежним. В той же деревне конвоирам передали повозку. Гнедой конь, как видно, кавалерийской выучки, тащил широкую телегу на железных осях. В телеге лежали двое раненых. Нелюбин успел разглядеть лежавшего спереди — пожилой артиллерист, вроде капитан. А может, даже и майор. В петлицах — шпалы. Сколько, не разглядел.
Один из пленных жестами начал уговаривать конвоира, чтобы тот позволил ему сесть на телегу.
— Nein, — сказал конвоир и оттолкнул пленного от повозки.
Тот снова подошел и указал на ногу. Грязная повязка виднелась под разодранной штаниной. Из-под повязки багровыми сгустками сочилась сукровица. Пленный, конечно, понимал, что в таком состоянии он до Рославля не дойдет. О том, что будет с отстающими, их уже предупредили.
— Пан солдат, разреши ему ехать, — начали просить за раненого его товарищи.
— Плохой он, пан солдат.
— Кранк. Посмотрите на его ногу.
— Не дойдет же…
Конвоир, видимо, понимал немного по-русски.
— Никт дойдет? Никт дойдет? — закричал он и сдернул с плеча винтовку. — Дойдет! Карашо дойдет!
— Дойдет, дойдет, — замахали руками пленные и затолкали раненого в середину колонны.
Шли медленно. Впереди похрустывали на камнях железные обода телеги. Конвоиры через каждый километр менялись. При этом один из них всегда шел замыкающим и видел все, что происходило на дороге.
Однажды им встретилась войсковая колонна. Она двигалась к фронту. Кони, запряженные парами, тащили просторные фуры, выкрашенные в болотно-зеленый цвет. Конвой снова начал окриками и прикладами теснить пленных к обочине. Немецкие пехотинцы с любопытством смотрели на них из-под запыленных кепи. Некоторые, привстав в телегах, прицеливались в пленных, выбирая то одного из них, то другого.
— Пуф, Иван! Пуф!
Немцы весело гоготали. Горячий пыльный воздух над дорогой так и колыхало здоровыми, не знающими еще никакого горя голосами. А другая колонна тем временем молчала, провожая встречных угрюмыми взглядами.