— Нет. Не надо. Я как-нибудь так… Только вот работа…
— Ну, ты меня обижаешь, — перебил он ее. — Неужели ты будешь стесняться моей помощи? Наконец, ты не имеешь права отказываться от денег, — он понизил голос почти до шёпота: — Я их даю не тебе, а будущему сыну.
Услыхав впервые из уст Виталия о будущем сыне, Зиночка почувствовала, что слабеет.
— Мне бы, Виталий, работу… Может быть, посоветуешь, куда пойти?
— Никуда тебе идти не надо. Я нашел для тебя квартиру. Покупаю за четыре тысячи две комнатки. На первое время нам хватит.
Зиночка не знала, что ответить: Виталий Андреевич опять начал усыплять ее совесть рассказами о счастливом будущем. Но она все же сделала последнюю попытку освободиться от злых чар.
— Виталий, зачем тебе эти комнаты? У тебя же особняк. А я пока проживу с мамой в одной своей.
— Его я оставлю Марии. Пусть не думает, что я крохобор. А с мамой тебе жить нельзя. Она настраивает тебя против меня.
На прощанье он крепко поцеловал Зиночку.
— Буду у тебя завтра к вечеру! А сегодня уже проводить не могу. Занят.
После того как Зиночка покинула кабинет, Виталий Андреевич долго думал над тем, как выйти из затруднительного положения. И решил… временно устроить Зиночку на курорт, где директором был его хороший знакомый.
На следующий день, который не принес упрочения мира в семье, Виталий Андреевич поехал в Рымники, а оттуда в Лобаново, куда ходил автобус.
К зданию курорта он подошел уверенным, хозяйским шагом. Возле дверей красовалось огромное объявление:
Сегодня в помещении кинотеатра санатория будет прочитана лекция на тему:
«УКРАИНСКИЕ БУРЖУАЗНЫЕ НАЦИОНАЛИСТЫ — ВЕРНЫЕ СЛУГИ АМЕРИКАНО-КАТОЛИЧЕСКОЙ РЕАКЦИИ».
Читает действительный член Общества по распространению политических и научных знаний М. Л. Сидоров
Виталий Андреевич, прочтя объявление, улыбнулся. Директора в кабинете не оказалось. Но это Дробота не смутило. Он уверенным тоном приказал дежурной сестре:
— Известите Михаила Львовича, что приехали из области и хотят его видеть по срочному делу.
Ждать долго не пришлось. Сидоров влетел в канцелярию, где сидел гость, как будто спешил на пожар.
Это был человек довольно неопределенного возраста. Одетый в широкоплечий темнокоричневый костюм, он чем-то напоминал огородное чучело, которое еще не успели обсидеть напористые воробьи и вороны. Все его неуклюжее, непропорциональное тело венчала огромная голова. Во лбу маленькие, с азиатским разрезом глазки под цвет костюма. Чуть не на затылке торчали огромные уши, а над ними вилась поэтическая седина. Но в беседе Михаил Львович умел быть приятным человеком. Этому способствовало умение очаровывать слушателя вкрадчивой фамильярнодружеской манерой обращения, которую он приобрел во времена долгой врачебной практики в панской Польше. В те времена слава о его лекарствах и методах лечения гуляла чуть ли не по всей Галиции. После 1939 года он стал директором курорта в Лобанове. Вернувшись в 1945 году из Ташкента, Михаил Львович занял прежнюю должность.