Пересилив себя, она вновь начала рассказ.
— Когда в дверь постучали, я была еще неодета и убежала из кухни в комнату. Отворила мама. Потом… потом… я вышла в кухню. Вероника Антоновна разговаривала с мамой, а Виталий Андреевич и Сергейчук курили. Я надела пальто, и все вместе пошли к машине.
— Расскажите, Зинаида Платоновна, во что вы были одеты и как одевались.
Это еще больше озадачило Зиночку, и она неуверенно начала:
— На мне было серое шелковое платье. На ногах капрон и лаковые туфли. Виталий Андреевич помог мне надеть вот это пальто, что на мне сейчас. На голову я сама накинула вязаную косынку. Потом вышли.
— И уехали? — переспросил полковник.
Память Зиночки цепко держала все подробности памятного вечера.
— Нет, мы уехали не сразу. Был дождь, и Виталий Андреевич посоветовал мне взять боты.
— И вы надели?
— Да. А потом совсем уехали.
Иванилов оглянулся и кивнул спутнице на ближайшую скамейку:
— Присядем, Зинаида Платоновна. Говорят, в ногах правды нет.
Усевшись, она продолжала:
— На вечере мы танцевали, пели. Потом Виталий Андреевич рассказывал о том, как бежал из плена и попал в отряд к Нине Владимировне. Это она его спасла. Потом опять танцевали, до самого утра.
— А в перерыве между танцами и пением с кем-нибудь из гостей ничего не случалось?
— Нет, ничего… А, да… Виталию Андреевичу стало плохо, и он вышел на улицу.
— Один?
— Один. Я хотела его проводить, но он мне не разрешил. Неудобно, говорит, будет, если заметят хозяева.
Зиночка подошла к тому моменту, с которого у них с Виталием начиналась интимная близость. И ей очень не хотелось рассказывать всех подробностей. Но она чувствовала, что полковнику действительно нужно каждое ее слово.
— А вы не сможете вспомнить, сколько времени он был на улице?
— Минут двадцать-тридцать.
— А может быть, больше?
— Не помню; может быть, и больше.
— Он вышел около двенадцати? — в категорической форме спросил полковник.
— Н-не помню… — Зиночка удивленно раскрыла глаза. Но в тот же момент вспыхнула. — Вы… вы… товарищ полковник, ничего плохого о Виталии Андреевиче не думайте!
Иванилов ее успокоил:
— Я ничего не думаю. Напрасно вы волнуетесь, Зинаида Платоновна.
Но про себя он отметил такую нервозность. «Она о чем-то догадывается. Логика событий натолкнула ее на неприятный вывод».
Зиночка смутилась.
— Ой, простите, товарищ полковник! Это у меня так вырвалось. Какая я смешная! Правда?
И, хотя она дальше старалась говорить в бодром тоне, в действительности у нее на душе кошки скребли.
Аркадий Илларионович, облокотившись на колени, внимательно присматривался к ногам собеседницы. На них были новые боты шестого размера. Невольно вспомнилось письмо Вероники Антоновны — «коротышка, а нога 38-й номер». Иванилов уже не мог сдерживать своего волнения. Достал из кармана мундштук, собираясь закурить. Мундштук выпал из озябших рук в снег. Нагнувшись за ним, полковник тщательно рассмотрел боты. Правый сапожок был вулканизирован.