Я осторожно, чтобы не разбудить свою мадонну, обнял горячее тело и прижался к нему.
Минут пять лежал я в состоянии полной прострации и блаженства. Моя душа обнимала и любила сейчас весь мир, всю Вселенную.
Я почувствовал, что вселенский разум соединился со мной, что я растворился в мириадах частиц единого поля смысла.
Тут я судорожно вздрогнул, из этого поля, вдруг, повеяло жуткой стужей, так что вмиг похолодела моя рука, обнимавшая тело девушки, а волосы встали дыбом.
А в мозгу отчётливо отпечаталась весть из будущего:
«ВЫ НЕ БУДЕТЕ С ЛАРИСОЙ ВМЕСТЕ».
Приговор был ясным и окончательным, без тени всякого сомнения.
Ноосферное поле, содержащее в себе всю информацию о жизни прошлой, настоящей и будущей, довело её до меня.
Нельзя передать словами, какой ужас сковал все мои члены, я не мог пошевелиться, и так, парализованный, незаметно забылся сном.
Никогда не сообщил я Ларисе или кому-либо о роковом послании, было выше моих сил обсуждать откровение с небес.
Прибежала зарёванная Светка.
— Он, он …
— Что случилось, Света? — строго спросила Лариса.
— Фаукат… он пьяный… таскал меня за ноги, вот даже все ногти сорвала! — показала она на самом деле кровоточащие и сломанные ногти с остатками серебристого маникюра, наверно девушка цеплялась ими за пол.
— Я еле сбежала, он грубо взял меня и отлучился в ванную!
— Вот скотина! — возмутился я, зная необузданный нрав татарина, хотя у нас лично с ним никогда не было стычек, — за что он тебя?
— Я шла с Сашкой, а тут он. Схватил и повёл к себе.
— А Сашка?
— Ничего. Застыл, как вкопанный.
Я не удивился этому. Сашка имел тормозной темперамент, и никогда не привязывался к девицам, с которыми спал.
— Ты спала с Сашкой? — спросила Лариса.
— Только раз, когда купались все, — всхлипнула Света.
— И, наверно, блядь, шла к нему в другой раз!
— Не знаю!
— Связалась, дура, сразу с двумя взрослыми мужиками, вот и получила!
Светка зашлась рыданиями.
— Да жалко мне тебя, жалко маленькую дурочку, — обняла её Лариса, садись, я тебе пальцы зелёнкой смажу.
Моя подруга раскрашивала ногти девушки в зелёный цвет, а я смотрел на длинные стройные ноги блондинки с заметными синяками на щиколотках, и в голову лезли порочные, полукриминальные мысли:
«Неплохо бы потаскать её за эти кегельные ножки, а потом»…
Тут, я обругал себя в душе за извращённое воображение, которое, почему-то, всегда возникало у меня при рассказах о изнасиловании девушек.
Но вспомнил изречение Монтеня из «Опытов»: «В мыслях своих мы гораздо более развратны, чем в поступках», — и успокоился.