Выпив наливки, вдова сказала «ах» и обвела мечтательным взором закатное небо.
– Мне говорили, что вы любите театр? – спросил я.
– Театр? – по лицу вдовы пробежала гримаса недоумения. – Пожалуй, что люблю… Да кто ж не любит театр? Жаль только, что в нашей глуши его нет.
– А в Житомире? – тут я как бы невзначай положил руку на ее колено. – Есть там театр?
– В Житомире? В Житомире, пожалуй, есть театр, – осторожно скосив глаз на мою руку, сказала Лариса Ивановна. – Да-да, там, кажется, есть театр.
Я понял, что настало время решительных действий.
– Когда мы ехали сюда, я собрал для вас букет полевых цветов, – тут я подвинул свою ладонь чуть выше колена Ларисы Ивановны. – С замиранием сердца я собирал букет для вас… – тут я подвинул ладонь еще выше.
Лариса Ивановна рассмеялась грудным смехом, но поставила свой локоток на дальнейшем пути моей ладони.
– Когда я собирал эти цветы, то видел, как над ними вьются шмели… – продолжил я, не спуская глаз со вдовы и при этом нежно оглаживая ее коленку. – И тогда я подумал, что всякая дама подобна цветку, а мы… мы, господа, похожи на шмелей, которые так и норовят посетить все бутоны подряд… таковы законы природы… им следует подчиняться…
– Какой вы, право, наивный… и милый… – прошептала помещица. – Это ведь мужчины как цветы, а мы, дамы, как шмели, собираем с цветков мед любви!
Она приподняла свой локоток, и рука моя свободно устремилась вверх по ноге помещицы. В эти мгновенья я чувствовал себя Икаром, чьи крылья вот-вот вспыхнут и обрекут его на безвозвратное паденье в бездну.
Тут помещица разом ко мне прильнула, и ее пальцы побежали по моему лицу. Щеки ее запылали, в глазах загорелись огни. Так в чудный летний вечер загораются они в тенистом дворе дома, где гуляет сельская свадьба. Еще не совсем пьяны гости, еще замирает невеста, еще жеманничает ее подружка, пробуя со стола всякие кусочки, еще сидит как столб жених, пытаясь понять, что же с ним такое произошло сегодня, но все нежнее и загадочнее поет гармошка и все пронзительнее вторят ей из темных кустов сверчки. И влажнее губы и глаза гуляющих баб; парни хватают за бока молодиц, те уже повизгивают и выделывают ногами своими свободные кренделя.
– Милый, милый, – быстро зашептала Лариса Ивановна.
Одной рукой я подхватил вдову, другой схватил со стола штоф с водкой и устремился с двумя этими огневыми ношами к дому.
Вдова оказалась особой на редкость страстной, можно даже сказать, ненасытной.
Всю ночь мы предавались с ней столь буйным любовным утехам, что когда утром после недолгого сна я открыл глаза, то увидел спальню совершенно разгромленной. Широкая кровать была сломана и стояла на боку, как фрегат на мели. При этом большей своей частью я лежал на кровати, а ноги мои располагались на полу. Там же валялись подушки, разодранные в порывах страсти простыни, ташка, мои сапоги и пустые штофы из-под водки.