– Ну, давай же, давай! – закричала толпа. – Покажи, как гусары…
Тонкоруков сбросил на землю ножны с саблей и стал осторожным шагом, точно лиса к кроличьей норе, приближаться к кузнечихе. Та села на наковальню и подобрала подол платья.
Поручик остановился напротив и, взявшись за ремень, устремил свой взор к орудию кузнечихи.
– Что ж медлишь?! – закричали в толпе. – Давай!
Тонкоруков нервически закусил губу и вдруг попятился.
– Трус! – крикнул кто-то из зевак, и толпа заулюлюкала.
Тонкоруков напыжился, стал крутить головой, чтобы увидеть того, кто посмел крикнуть оскорбительное слово. Это развеселило толпу, и вот уже со всех сторон ему закричали и грубыми мужскими голосами, и звонкими женскими: «Трус, трус, трус!»
Поручик, спотыкаясь на каждом шагу, поспешил ретироваться. Он шел, как слепой, и только прикрывал лицо руками от летевшего козьего помета, квашеных кочерыжек и прочей ерунды, попадавшейся рассерженным зрителям под руку. Кузнечиха, довольная своей первой победой, горделиво расправила плечи и с ухмылкой посмотрела на нас.
Желваки заиграли на скулах ротмистра Щеколдина. Мужественный воин, прошедший десятки сражений, он не мог равнодушно взирать на позор товарища и тяжело переживал случившееся.
Несмотря на то что следующим по жребию выпало идти мне, ротмистр придержал меня рукою и первым шагнул навстречу кузнечихе. Толпа замолкла. Кузнечиха поудобнее уселась на наковальне и изготовилась. Ротмистр сделал глубокий выдох и пошел в атаку.
Секунда, другая… Вот блеснула капелька пота из-под седого уса старого вояки… И тут вдруг ротмистр вскрикнул, как раненый заяц, и пал пред кузнечихой на колени.
Наши товарищи кинулись к ротмистру, подняли его и бегом понесли прочь.
Толпа, пораженная увиденным, тихо гудела.
– Да что ж, у нее тиски там, что ли, вставлены? – сказал какой-то мастеровой.
– Видать, тиски, – мрачно отозвался другой.
– Да как же она их закручивает?
– Да уж как-то закручивает. На то уж она и кузнечиха…
Теперь настала моя очередь постоять за честь гусарского братства и испытать невероятную силу причинного места кузнечихи.
Я остановился напротив легендарной бабы и посмотрел ей прямо в глаза. Все за версту вокруг смолкло, только с далекой реки слышался встревоженный крик чаек. Я не торопясь расстегнул ремень. Толпа ахнула. Вид моего орудия заметно смутил и Ганну. Она поняла, что перед ней грозный соперник. Однако кузнечиха быстро взяла себя в руки, решительно тряхнула головой и, сурово сдвинув брови, изготовилась. На миг мне почудилось, что степной ветер загудел в ее орудии, как гудит в жерле пушки на крепостной стене.