– Мутный тип, этот Лоденбах, – заявил он Мише.
– Что ты имеешь в виду? – она почувствовала себя стоящей посередине замерзшего озера, на тонком льду: одно неверное движение – и лед треснет, после чего последует недолгий полет в бездну и неминуемая смерть.
– Пять лет назад обвинялся в промышленном шпионаже, но вышел сухим из воды. После этого успел сменить две компании…
– Честно говоря, меня мало интересует промышленный шпионаж. Мы расследуем совсем другое дело, если ты не в курсе.
– Вы же сами просили пробить его, – в голосе Томаса послышались обидчивые нотки.
– Я просила тебя совсем не об этом. Мне нужно было сопоставить кое-какие факты, вот и всплыл… этот Лоденбах.
– Кажется, вы уже вызывали его. В связи с убийством Шолля, не так ли?
Лед под ногами Миши ощутимо затрещал.
– Он всего лишь свидетель. Случайный. Один из множества других.
– А если копнуть глубже? – Томас все никак не хотел уняться.
– Поверь, я уже копнула. На максимальную глубину.
– Если бы я не знал вас… То подумал, что вы выгораживаете этого типа.
– Но ты меня знаешь. Правда?
Истина для полицейского комиссара Миши Нойманн – дороже всего: это известно всем. Ради истины она готова пойти на любые жертвы. Не спать сутками, подвергать риску собственную жизнь, не жалеть подчиненных и себя самое – так было всегда. Но все пошло наперекосяк с тех пор, как в ее жизни появился Айди. Часть известной ей информации она утаила – сначала для того, чтобы защитить своего возлюбленного, а теперь…
Миша толком не может понять, что происходит теперь. Или – не хочет? Все сказанное Айди в лучшем случае оказалось полуправдой. А кончики нитей, которые торжественно вручил ей Ящерица, обрываются, даже не добравшись до клубка. Вернее, клубок и нити существуют совершенно отдельно друг от друга. И Миша, не будь она так влюблена, обязательно увидела бы: их цвета не совпадают.
А совсем недавно ей на глаза попался старенький «Трабант» из аэропорта. Он был припаркован в квартале от ее дома – еще одна трудно объяснимая случайность.
Албанца внутри не было, там не было вообще никого, и Миша поспешила заверить себя, что имеет дело с очередным реликтом прошлой эпохи, не более того. О слежке за ней не может быть и речи; даже если предположить невероятное – и слежка все-таки ведется, вряд ли ее тайные соглядатаи воспользовались бы таким приметным авто. Они обязательно выбрали бы что-нибудь нейтральное.
И, как ни прискорбно это констатировать, дело Россетти зависло на той же стадии, что и дело Шолля: слишком много версий, слишком много косвенных улик и ни одной прямой. Оружие, из которого убили стрелка, так и не было найдено. И опросы всех, когда либо знавших Россетти людей, вскрыли одну печальную истину: у стрелка не было не то, что друзей, – просто приятелей, с которыми можно скоротать вечер в баре. Пожалуй, самым близким ему человеком оказалась фрау Дурстхофф, соседка и домработница. Вещь совершенно невероятная, если учесть довольно успешную спортивную карьеру Россетти и сопутствующие ей прелести: бесконечные турниры, зарубежные поездки, чествования победителей, автограф-сессии и рукопожатия на камеру с сильными мира сего. Все опрошенные Мишей и Томасом довольно бодро перечисляли достижения Россетти, восхищались его бойцовскими качествами, но как только речь заходила о личности стрелка – следовал малопонятный ступор. Он был неплохим человеком, хотя и несколько своеобразным – именно так выглядел вердикт. Расшифровать, что значит «своеобразный» стоило большого труда, но в конечном счете Миша пришла к выводу, что речь идет о нелюдимости, подозрительности и мизантропии. Какая уж тут личная жизнь при подобных исходниках!