– Дельфинарий.
– Опять же! Остаются частные искусственные водоемы на территории загородных вилл и поместий.
– Ну, это нереально, – Вересень поцокал языком.
– Почему еще?
– Сколько загородных домов в Ленинградской области? Ты их все шерстить собираешься? И как понять, есть ли на территории участка бассейн или нет?
– Гугл-мэпс нам в помощь. Просканируем пригороды, выделим подходящие объекты и начнем обход, помолясь.
– Да тебя дальше ворот никто не пустит! И корочки не помогут. Частную собственность еще никто не отменял.
– М-да, – Литовченко поскреб подбородок. – Без ордера на обыск соваться бессмысленно…
– Именно.
– Но можно проникнуть в интересующие нас дома под видом работников службы по благоустройству территорий.
– Или садовниками прикинуться, – улыбнулся Вересень.
– Тогда уж лучше водопроводчиками.
При упоминании о водопроводчиках, мысль Литовченко заработала в направлении, далеком от магистральной темы, и разговор принял совершенно другой оборот:
– А кошечка там надолго?
– Наверное, уже имеет смысл побеспокоить.
– Да?
– Я так думаю.
Вересень поднялся со стула и двинулся по направлению к комнате. Капитан последовал за ним. И лишь на пороге, уже ухватившись за дверную ручку, Боря обернулся к Литовченко и тихим шепотом произнес:
– Вообще-то, там немка.
– Кто? – опешил и.о. начальника убойного отдела.
– Комиссарша.
В до-мандариновскую эпоху Литовченко обязательно разразился бы целым потоком отборного мата, но теперь (после непродолжительного молчания) от него прилетело вполне вегетарианское:
– Ну, ты и гад, Вересень! Какого черта… Что она там делает?
– Изучает оперативные данные. А ты что подумал?
– Насчет комиссарши – ничего. Предупреждать надо!
– Вот. Предупреждаю.
– Может, я пойду тогда?
– Нет уж.
– А с немкой мы завтра встретимся. На оперативном совещании. К чему торопить события?
– А Мандарин? – выкатил последний, непобиваемый аргумент Вересень. – Ведь расстроится животное, когда узнает, что приходил его дружбан Литовченко. А к нему так и не заглянул.
– Думаешь, расстроится?
– Да голову даю на отсечение, – для пущей убедительности, Вересень провел по шее большим пальцем.
– Ну тогда ладно. Задержусь, пожалуй.
Поскребшись для проформы в дверь, Вересень тут же распахнул ее. И замер на пороге. А, следом за ним, застыл и Литовченко: картина, которая открылась им, была воистину удивительной. Нет-нет, в самой комнате ничего не изменилось; все вещи, включая магнитную доску, стояли, лежали и висели на своих местах. И даже фройляйн комиссар никуда не делась, она всё так же сидела на стуле, – вот только теперь к ней прибавился Мандарин.