не помог бы ему – бывают ситуации, в которых бессильны даже кошки.
– Мне нужно возвращаться к работе, – сказала Ванда. – Если у вас больше нет вопросов…
– А ваш сын… Не слишком ли он мал, чтобы оставаться без материнского присмотра?
– За ним присматривает няня.
– Понятно.
Общих тем для беседы было катастрофически мало, и Вересень решил прибегнуть к помощи тромбонов и тучных негритянок из Нью-Орлеана.
– Привозите в Россию джазовых исполнителей?
– Пытаемся.
– И как идут дела?
– С переменным успехом.
– Посоветуете кого-нибудь послушать?
– Джазовая классика. Все можно найти в интернете.
– Хотелось бы… живьем.
– Звоните при случае. Организую вам проходку.
Нелепость Вересневских вопросов уравновешивалась сухостью ответов Ванды, но и нелепые вопросы подходили к концу.
– Катя Азимова, помнится, тоже любила джаз, – заметил следователь.
– Она слушала совсем другую музыку. Но теперь это не имеет никакого значения, правда?
Молодая женщина поднялась и, не глядя на Вересня, направилась к стекленной двери, ведущей в офис.
– Имеет значение, – тихо бросил следователь ей в спину. – Имеет значение справедливость, которая должна быть восстановлена. И преступники должны быть наказаны, сколько бы времени не прошло.
– Плевать я хотела на справедливость, – Ванда резко обернулась. – Мне жаль, что с Кэт случилось то, что случилось. Но безопасность моей семьи – превыше всего. Поэтому, повторюсь. Я не знаю никакого Вернера Лоденбаха. И впредь прошу ко мне больше не обращаться.
– Вернер Лоденбах мертв. Собственно, только поэтому я здесь.
Вересень произнес это, не преследуя никаких особенных целей. Но реакция Ванды на вполне будничное сообщение о смерти незнакомого ей человека, изумила его. Предельно собранная, Ванда вдруг обмякла – как если бы из ее тела вынули позвоночник. Плечи ее опустились, а руки безвольно повисли вдоль тела.
– Мертв? Он мертв?
– Застрелен, если быть совсем точным.
– Откуда вам это известно?
– Я принял в производство дело о его гибели.
– Так это произошло здесь, в России?
– Да.
– Что он делал в России?
– Это мы и пытаемся выяснить. Он не связывался с вами?
– Нет, – в глазах Ванды снова возник запоздалый, неизжитой до конца страх. – Нет, что вы! Мы даже не были знакомы толком… Я видела его только раз.
– Вы ведь сказали, что никогда не слышали этого имени.
– Он точно мертв?
– Мертвее и быть не может, – уверил бывшую модель Вересень и вынул из кармана фотографию, привезенную фройляйн комиссар из Франкфурта. – Это он?
Снимок перекочевал в подрагивающие пальцы Ванды.
– Согласен, ракурс не слишком удачный, – начал было следователь, но Ванда перебила его: