Вересень почувствовал, как предательски краснеет. Да что там – наливается краской до краев, и в ней тонут не только уши и щеки, но и шея. Чертов Литовченко! Нашел таки возможность уесть человека, которого совсем недавно назвал своим другом. Да еще при даме – и не просто даме, а представительнице иностранного государства и коллеге. И то, что Миша явно нравится капитану, не облегчает ситуацию, наоборот – усугубляет. Профессиональная ревность гада с капитанскими погонами понятна – как ни крути, именно он, Вересень, добыл сегодня важные сведения. На фоне которых померкли все опереточные хождения и.о. начальника убойного отдела по друзьям из архитектурных бюро и налоговых инспекций. И даже тайный схрон Бартоша, обнаруженный капитаном, не шел ни в какое сравнение с откровениями Ванды Клевской и парочкой Рупасов-Данилова.
– Эти сведения не выползли бы и через десять лет, – сухо сказал Вересень. – Известие о том, что Вернер Лоденбах мертв, – вот что позволило Ванде заговорить. При других обстоятельствах она молчала бы до конца жизни.
– И каким образом немец мог угрожает твоей Ванде? Он ведь ее даже не знал.
– Страх, – Миша не обращалась ни к кому конкретно, и голос у звучал, как будто она в чем-то оправдывалась и пыталась что-то запоздало объяснить. – Иногда это самое сильное движущее чувство… Эйне иррациональ… Иррациональное. Оно сковывает тебя. Не дает вздохнуть. Не дает жить, как раньше. Хотя для других все выглядит так, как всегда. Почти как всегда.
– Страх – неприятное чувство, не отрицаю, – тут же вступил в полемику Литовченко. – Но лучше задавить его в зародыше, как бы трудно не было. И двинуться дальше. Я так всегда и поступаю.
– Вы счастливый человек, Виктор.
– Доверять надо… Хотя бы товарищам. Они всегда помогут. Я – всегда помогу. А ты, Борь?
В вопросе, адресованном Вересню, слышались примирительные нотки. Капитан понял, что хватил лишку с изобличениями и теперь откатывал назад.
– Помогу. Конечно.
– Кот. Кот мог бы помочь. Но он отказался.
Миша улыбнулась. А следом за ней рассмеялась и Вересень. А капитан Литовченко так и вовсе расхохотался. И, в довершение ко всему, в проеме двери показались огромные уши Мандарина. Оценив обстановку (никто не ссорится, никто никому не угрожает, все немного погрустили и немного пофилософствовали), он тут же исчез в районе кухни.
– Считаешь, что нет никаких шансов найти эти документы? Если они вообще существовали, – спросил Литовченко.
– Мы даже не знаем точно, что именно искать. И где. Прошло слишком много времени…
– Даже если бы не прошло, – заметила Миша. – Даже если бы это случилось не так давно. Кати мертва. И ничего за этим не последовало. Никаких посмертных разоблачений. Я права, Борис?