– Да, – вынужден был признать Вересень.
– А это означает, что убийца, кем бы он ни был, достиг цели. Забрал причитающееся ему. И убил ту, кто представляла для него опасность.
– У нас такое сплошь и рядом, – Литовченко снова потянул одеяло на себя. – Находятся идиоты, которые, получив кое-какую информацию, начинают шантажировать превосходящие силы противника. И всегда плохо кончают, да.
– Не думаю, что Катя Азимова кого-то шантажировала, – обиделся за покойную модель Вересень. – Тот, кто хочет денег – не прерывает контракт под угрозой неустойки. Что-то там произошло, в Мадриде. Если бы знать – что?
«Хайме, ты бы хоть писал почаще, я буду рад каждому твоему письму и ни за что не прощу, если ты не съездишь к нашим барселонским родственникам, а как вернешься, расспрошу тебя обо всем в деталях и о том, похожи ли они на нас с мамой. Если похожи на тебя, тогда они страшные бабники, представляю, какого шороху ты навел в Мадриде, небось заморочил голову половине мадридок».
О, да.
Читала ли Миша Мануэля Пуига? Во времена, когда страх не давал ей вздохнуть. И кончились ли они, эти времена?
– Что сказала о Вернере та женщина?
– С которой я встречался? Ванда?
– Да.
– Она лишь повторила слова Кати Азимовой. О том, что Лоденбах – страшный человек. Жестокий, хитрый и вероломный.
– Как вы думаете, Борис… Этих качеств достаточно, чтобы обмануть смерть? Заставить ее играть за тебя?
– Никаких качеств недостаточно, Миша. Но они – самые подходящие.
Стоило Вересню произнести эти слова, как раздался Гром небесный. Он шел со стороны кухни и легко распадался на составляющие: металлический лязг кастрюль, звон разбитой посуды, тяжелое, утробное уханье дерева. Предчувствуя недоброе, Вересень выскочил из комнаты, а следом за ним потянулись Миша и Литовченко. Зрелище, которое открылось им, было удручающим: посередине кухни валялось несколько кастрюль и разбитые черепки, бывшие когда-то посудой: пара сувенирных кружек из Анталии, три красно-белые пиалушки, произведенные еще во времена Первого секретаря ЦК КП Узбекистана Ш. Р. Рашидова, и – бережно хранимая семейная реликвия, доставшаяся Вересню еще от покойной бабушки: супница Кузнецовского фарфора. При виде раскоканной на куски и столь дорогой его сердцу супницы, Вересня пронзила острая боль в области грудины. И тут же, со дна души, поднялась ярость: Мандарин, наконец, проявил себя! Все это время он прикидывался существом, прибывшим на Землю с другой планеты, другом, братом, настоящим парнем – пусть и дурацким. Но на поверку оказалось, что он самый настоящий шкодливый кот.