Внеплановое собрание деревни сразу вызвало настороженность, а после моего рассказа народ откровенно приуныл.
Конечно, рассказывать вешенцам все подробности этого приключения не стала, постаралась изложить ситуацию просто и доходчиво. Это не спасло от вороха вопросов, в конце концов, пришлось признаться, что меня пытались убить, и что домик колдуньи навсегда утратил волшебство, превратился в обычную лачугу.
— Как же так? — пробормотал староста. Его поддержал нестройный гул голосов. Местные жители бросали на меня хмурые, недоумённые взгляды, мялись.
— Я сделала всё, что могла.
— Верю, — отозвался староста, деловито почесал затылок. Разочарования он не скрывал. — И куда же ты теперь?
Вопрос оказался неожиданным. Я залилась краской, потупилась.
— Как это? — пробасил Косарь. — С нами останется!
Староста поспешно кивнул, остальные последовали примеру вожака. По толпе пробежался шепоток: неужто выгоним колдунью? Да ни в коем разе! Сколько добра сделала. Пусть остаётся.
А Косарь продолжал:
— У нас же теперь запасов — выше крыши. Можно вообще не работать. А чё? Сад вот — вот вырастет, мяса навалом, соли — хоть одним место ешь. Да ну и бог с ним, с домиком. Так даже лучше будет!
Последний вывод Косаря поддержки не нашел, но зато в остальном народ был полностью солидарен.
— Решено! — заключил староста. — Дом мы тебе достроим, хлебом — солью поделимся. А там, глядишь, приживёшься. Может и замуж кто возьмёт! — хитрый взгляд деревенского главы скользнул по массивной фигуре Косаря. Щёки парня вспыхнули алым, он отвёл глаза и отступил на шаг.
— Вот и славненько! — поддержала старостиха. Женщина подошла ко мне, ласково обняла за плечи. От неё пахло хлебом и молоком.
Толпа благодушно загудела, послышались смешки. Недавнее напряжение развеялось, будто и не было.
— А если архиепископ узнает? — пискнул кто‑то.
Старостиха отстранилась, впилась в толпу хмурым взглядом. Деревенский голова тоже насторожился, прищурился. Под молчаливое удивление местных, из толпы выдвинулась Любка. Это её писклявый голосок нарушил идиллию.
— Не узнает, — бухнул Косарь, зло косясь на сестру.
Но Любка была настроена решительно:
— Он наверняка узнает, если колдунья с нами останется. Пришлёт ищеек и всех нас того, этого. А ежели её не станет, так и нам ничего не сделают. Да и зачем она нужна, раз колдовство ейное исчезло? Чёй‑то мы кормить её будем? Из благодарности? Так она же сама на нас, на нашей рыбе, наживалась. Или вы думаете, просто так, из доброты душевной всё делала?
— Любка! — хмуро прорычал Косарь.
— Что? Разве я вру? Ты ж сам в её доме был, поди лучше меня знаешь как она жила. Вот и скажи нам, бедствовала или как.