С хладнокровием, достойным матёрого киллера, нащупала мокрое платье и запихнула его на дно мешка. С горечью ощупала юбку: как в такой бегать — ума ни приложу. Зря послушалась Косаря и оставила джинсы в лачуге, надо было просто одеть их под платье. Впрочем, это уже неважно. Если начну вспоминать все свои ошибки, никогда отсюда не выберусь.
Добротные деревянные створки ставень действительно не поддались, даже не дрогнули, когда попыталась открыть. Вся надежда была на узенькую щель между ними — может удастся откинуть щеколду, запирающую снаружи?
Лезвие ножа с трудом вошло в щель, заскользило, но на середине встало мёртво. Если там и впрямь щеколда, то очень тугая, хотя, вероятнее всего, ставни всё‑таки забиты досками. К чему такая оборона? Ведь неудобно! И постояльцы вряд ли в восторге от пребывания в «гробу». Или это нововведение по заказу Хабыча? Чёрт, какая теперь разница?
Я подхватила заплечный мешок, прокралась к двери. Откинув щеколду, толкнула дверь, но ничего не произошло. Значит, её тоже закрыли снаружи. Что ж…
Опять попробовала применить нож, в этот раз получилось: через пять минут усилий, от которых испарина на лбу выступила и ладошки вспотели, снаружи негромко ухнуло. Оказалось, закрыли меня не на щеколду, а на небольшой деревянный засов, который выпал из пазов и благополучно шмякнулся об пол.
Я замерла на пороге, всматриваясь в темноту и вслушиваясь в окружающие звуки. К счастью, никто не проснулся. Более того, за соседней дверью зазвучал раскатистый молодецкий храп. На него тут же откликнулся ещё один «голос», с другого конца коридора.
Окно в коридоре мне не понравилось, несмотря на то, что открыть его просто — ставни заперты изнутри. В надежде, что всё‑таки удастся выйти через дверь, на цыпочках двинулась к лестнице. Внизу тускло мерцал свет.
Я пригнулась, воровато спустилась на несколько ступенек и разочарованно выдохнула. Увы, в комнате, которая совсем недавно кишела выпивающими и жующими людьми, теперь похрапывала пара мужиков. Не пьяницы, помощники трактирщика. Придётся прыгать…
Мне удалось бесшумно вернуться в коридор второго этажа и отпереть ставни. В лицо ударил сырой прохладный ветер, окружающая темнота чуть расступилась — на небе не осталось ни тучки, зато звёзды казались необычайно крупными и яркими. На их фоне даже толстый месяц смотрелся тускло и непрезентабельно.
Я глянула вниз: до земли метра четыре, и ничего, что могло бы смягчить паденье — просто голая, вытоптанная земля. Ладно, прорвёмся.
Перекинув ногу через подоконник, на пару секунд зажмурилась. Чёрт, а если сломаю что‑нибудь? Шею, например… Нет. Всё, что могло, со мной уже случилось. Без особой уверенности, пошарила ногой и всё‑таки нащупала небольшой уступ. Покрепче ухватилась руками за подоконник, опёрлась ногой на уступ и перекинула вторую.