– Не тронь, – остановил холуев государь.
Усердных холопов словно ветром сдуло, а Порфирий ничего и не заметил. Приход царя значил для него не больше, чем звон оброненной со стола чарки. На то он и был дурачок.
Государь послушал музыку, оглядел затихший пир и потеребил бородку:
– Почто присмирели, сюколики, испугались? Аль не рады?
Первым смекнул исправлять оплошность начальный стрелец Григорий Стрига. Он схватил из онемевших рук полового чарку, поджег ее от жаркой лучины и, горящую, подал царю:
– Не присмирели твои соколики, не испугались, а честью видеть тебя переполнились. И стол тебе готовят. – Он склонился, растянув щербатый рот в елейном экстазе.
– Хитер ты, Гришка, – с показным одобрением принял лесть Иван Васильевич. Он знал, что через два месяца отправит Стригу с депешей в Казань, откуда тот живым не вернется. А пока государь добродушно улыбался. Как из-под земли в центре залы вырос стол, резное кресло с горностаевым седалищем, на парчовой скатерти возник горящий канделябр кованого золота. Царь пригубил из поднесенной чарки огненного зелья и дал себя увести к столу: – Гуляйте, соколики. А вы, девки красные, не прячьтесь. Если молодые да знатные ратники вдоволь налюбовались вашими заветными красотами, не откажите в благосклонности и смиренному старцу…
Румяные молодухи перестали хорониться за спинами удалых стрельцов и, тупя взор, поплыли к царскому столу. Государь осмотрел девок, потрогал их там и сям, положил каждой молодке за пазуху по серебряному целковому и отмахнулся:
– Натешился уже. Идите, горлицы, не обижайте моих соколов.
Распутницы, в полном восторге от царской милости, бросились целовать «смиренного старца» и так преуспели в этом, что их пришлось оттаскивать силой. Гульба понемногу возобновилась. Сперва с оглядкой на государя, потом смелее, и через полчаса в трапезной кабака снова жрали, пили, орали и щупали девок. Некоторые, по примеру Стриги, подходили с чарками к царю, но сообразив, что ему это в досаду, отстали. Иван Васильевич ковырял кривым басурманским клинком окорочек лебедя, исподволь наблюдая за гульбой. Он уже составил список, куда внес имена нечестивцев, и теперь с тайным злорадством следил за их куражом.
К утру Грозный тихо покинул гульбище. Вернувшись в кремлевские палаты, перед тем как отойти ко сну, вызвал писаря и продиктовал указ.
«Мы, Вседержавец Российский Иоанн IV Васильевич сим повелеваем открыть во всех крепостных городах Руси, где стоят стрелецкие дозоры, по питейному кабаку. Поить в них только ратных начальных стрелецких людей, думных и наместных бояр зельем Андрюшки Слободского. И поставить в тех кабаках тайный пригляд от опричного братства. Крамолы же, под действием зелья выболтанные, заносить в секретную книгу и препровождать государю в руки».