Новый факт настолько показался Антону интересным, что он тогда впервые подумал: «А вдруг не самоубийство, а убийство?»
Следователь Сергачёв отмахнулся от него, как от назойливого шмеля: с досадой, но и некоторой боязнью.
– Вечно ты суетишься, Антон! Знаю, знаю, сыщик ты от Бога, да только сейчас заносит тебя не туда!
– Почему, Николай Михайлович? – Ляшенко стоял перед столом следователя, как молодой и рьяный бычок: коренастый, крутоплечий, с густой русой шевелюрой, обаятельной ямочкой на подбородке. Он не мог не нравиться, и прекрасно это сознавал. И убеждать умел. – Тогда становится ясным отсутствие записки. И растянутость времени объясняется: должна была произойти ссора, разборка, убийство, заметание следов, обдумывание версии…
– И кто же, по– твоему, убил?
– Тот, другой… Или жена… Причём, могла сделать это даже защищаясь…
– Ты фантазёр, – фыркнул Сергачёв. – Всё это вилами на воде писано. Где следы третьего?
– Да, следов нет.
– Ты, Антон, просто анекдот известный разыгрываешь: муж вернулся из командировки раньше времени, а жена с любовником…
– Анекдоты, знаете ли, из жизни берутся. Впрочем, в этот раз третьего могло и не быть. Но ведь в натуре он существует! Значит, не всё гладко было в жизни Карамышевых. Могла произойти ссора.
– Ага, в таком случае убийца – жена? Антон, Антон, куда тебя понесло? Ведь версия самоубийства подтверждается, и очень убедительно.
Ляшенко пришлось согласиться, куда денешься:
– Да, Николай Михайлович, это верно. Подтверждается по всем статьям. И всё же, дайте я покопаюсь?
Сергачёв покачал головой насмешливо:
– Мальчишка ты ещё, азарту в тебе много… Через два дня нужно дать прокурору заключение. Вот эти два дня копайся, пожалуйста! Но и только.
Антон сам от себя не скрывал, что подозревает жену погибшего. В чём? Ну, скажем, так: в сокрытии каких-то фактов, которые могли бы по-иному высветить произошедшее.
У себя в кабинете капитан быстро перебрал бумаги: рапорта, отчеты – всё, что относилось к самоубийству. Ничего! Какая досада: всё, о чём говорила Лидия Карамышева, подтверждалось другими людьми – друзьями покойного, бывшими сослуживцами, соседями. Всё… нет! Кроме одного: личность погибшего официально опознавала только жена.
Конечно, двое понятых из соседей – муж и жена, – тоже видели тело. И ни один не воскликнул: «Нет, это не он!» Но и смотрели они мельком, женщине даже плохо стало, муж её сразу вывел.
Антон поморщился недовольно: чего там, понимает, что за уши тянет. Вот если бы Карамышева и в самом деле оказалась бы под подозрением, тогда да! – нужно было официально опознать тело ещё кому-то. Даже если личность погибшего несомненна. Но виновность женщины существует лишь в его интуитивном воображении. И даже единственная родственница Карамышева, его тётя, отказалась ехать на опознание. Антон сам разыскал её здесь, в городе, всё рассказал, опросил, а когда пригласил поехать с ним, пожилая женщина удивилась: