Эвелина улеглась в детской, заперев за собой дверь. Полночи провела без сна, прислушиваясь к Лериному дыханию. Думала, как жить дальше. Развестись, отсудить имущество, подать в суд на «Дотянись до успеха», а заодно и на Верстакова? Забрать дочь, поменять квартиру, страну, жизнь. Молодая женщина потерла виски, голова раскалывалась. Было бы неплохо выпить аспирину, но покидать свое убежище не хотелось, и она вновь свернулась калачиком на узком диванчике. Не давали покоя осуждающие глаза Лычкина. Тряпка, а не мужик. Как она могла с ним жить? Ну, подумаешь, стерли память? Начни с чистого листа и все. Какое право этот неудачник имеет ее осуждать? Она-то ничего менять не хотела, ее выкинули из жизни. Лера застонала во сне, напоминая о себе. Эвелина вскочила, погладила по головке, девочка успокоилась. Вспомнилось, что дочка тоже просила пожалеть папу. Считает его хорошим. Как бы ни так?! Чертов бабник!
Забыться удалось только под утро, а решение так и не пришло. Ночью, услышав храп Верстакова, проскользнула в ванную, чтобы принять душ. На вешалке висел розовый махровый халат. Брезгливое движение руки, и тряпка оказалась на полу. Эвелина пожалела, что не зашла в свою комнату, чтобы взять чистую одежду. Хотя неизвестно, сохранились ли там ее вещи, и не надевала ли их «орлица».
Когда проснулась, оказалось, что Леры в спальне нет. Мгновенная паника. Прислушалась. Откуда-то издалека доносился ее веселый голос. Выдохнула. Поправила волосы, одежду и вышла. Лера с аппетитом уплетала мюсли, а Верстаков, сидя напротив, чистил ей яблоко.
— Не нужно изображать из себя заботливого отца, — заявила Эвелина. — Меня не удастся разжалобить. — Испуганные глазенки дочери опять остановились на ее лице, а ложка, с которой капнуло молоко, замерла в воздухе. Да что же это такое! Еще не хватало, чтобы Лера боялась собственной матери. Поцеловала дочку в макушку. — С добрым утром, милая.
— Тебе сварить кофе? — в глазах мужа тоже промелькнул страх. Не дожидаясь ответа, метнулся к кофеварке.
Эвелина вздохнула и села на стул, с тоской оглядывая кухню. Больше никаких разговоров при дочери.
— Мюсли будешь? — Верстаков помахивал цветной коробкой. — Твои любимые шоколадные.
«Цирк», — подумала Эвелина, откидывая назад волосы и усаживаясь поудобнее.
— Буду кофе и мюсли.
Сдержанность вознаградил Лерин веселый взгляд, отправившейся помогать отцу.
— Мам, тебе с молоком или с йогуртом? Мне нравится с больше с йогуртом, а папа опять забыл и сделал с молоком.
Кухню заполнил аромат кофе. Вся семья похрустывала мюсли, изредка прерываемая вопросами дочери, на которые в основном отвечала Эвелина.