Зоя растерянно смотрела на Жака. Она до сих пор не могла поверить, что Жак ее так любит. Ей хотелось крикнуть: «Почему так поздно?» Почему так поздно пришла в ее жизнь эта любовь, и почему она все же не любит Жака? Любая женщина ухватилась бы за такое предложение двумя руками. Любая, но не она. Она не может все это принять. Их отношения зашли слишком далеко.
— Я все помню, Жак. Но я не могу остаться. Я должна уехать. Пойми, есть еще другая вещь, как бы я не влюбилась в Париж, Москву я люблю больше. Я там родилась, там выросла. Это моя Родина, что бы там не творилось сейчас. Я обожаю французский язык и благодарна судьбе, что она предоставила мне шанс разговаривать на нем свободно. Но я мечтаю зайти в магазин и поговорить по-русски. Я соскучилась по русской речи, я соскучилась по друзьям и по всей нашей бестолковой жизни. Возможно, это трудно понять, но русских никто никогда не понимал. К тому же у меня есть цель. Когда-то давно, моя подруга Марьяна предложила мне поехать в Париж, чтобы я стала профессионалом, а потом вернулась и основала свою империю моды. Ведь что сейчас творится в Москве? Все заполонили рынки с китайскими шмотками, и наши красивые женщины, которыми ты восхищаешься, одеваются в это безликое китайское тряпье низкого качества. А я мечтаю о том, чтобы они носили красивые платья и костюмы и чувствовали себя женщинами. Я многому научилась, работая в Париже. Но здесь я никто, и всю жизнь буду никем, потому что здесь есть лучшие модельеры, которые более талантливы, чем я. Но в Москве у меня есть шанс. Там индустрия моды отстает на много лет, и я должна торопиться.
Жак внимательно наблюдал за Зоиным сосредоточенным лицом. Все осталось, как было. Ее нельзя купить. Она с одинаковой улыбкой принимала полевой цветок и кольцо с сапфиром. Ей всегда было чуждо материальное. Ее не удержать ни новой квартирой, ни новым магазином. Наверное, поэтому она так и привлекала его. Если только…
— Зоя, роди мне ребенка. Я хочу дочь, похожую на тебя.
Зоя отшатнулась от него, как от удара. Жак много раз заговаривал с ней об этом, но она не соглашалась. Она сама не знала почему, но ей казалось несправедливым родить еще ребенка. Возможно, все дело было в чувстве вины, возникшем в тот день, когда она поняла, что это она одна виновата в том, что отпустила Катю. Она мать, и у нее должно было возникнуть предчувствие. Она должна была ее удержать, оставить дома, пойти с ними, в конце концов.
— Жак, я тебя уже просила не заводить этот разговор. Мне больно.
— Но, Зоя, почему? Объясни мне, почему ты отталкиваешь от себя счастье двумя руками? Почему ты лишаешь себя возможности иметь ребенка, пока еще можно? Почему, Зоя? Я люблю тебя, я хочу детей. Пойми, прошло десять лет. Открой, наконец, глаза. Катя не вернется, сколько бы денег ты не присылала в Москву, чтобы твои сыщики продолжали ее искать. У нас могут быть еще дети. Ну почему ты считаешь преступлением завести еще ребенка? Почему?