А вокруг то́лпы народа, радостные лица и веселье. Раз в году такой праздник, и надо отгулять его как следует, чтобы потом было что вспомнить, о чем рассказать, а может, и зачатым в эту ночь сыном похвастаться. Правда, ближе к набережной стало полегче идти, людей тут оказалось значительно меньше и ни толчеи, ни суеты людской, ни зазывал, ни фейерверков, ни гомона, ни выкриков, ни смеха уже не было. И воздух посвежее, и запахи другие – соленые, острые.
Еще бы настроение под стать празднику, но все трое были хмуры и неразговорчивы, со стороны сразу видно – этим почему-то не до веселья, спешат куда-то, чуть ли не бегут, спотыкаясь. И понятно, что их приметили, как примечают чужих, оказавшихся вдруг рядом. Да не просто чужих, а еще и каких-то необычных, подозрительных.
Вроде двое вооруженных слуг при молодом господине, а все вместе – странная, необычная компания. Глаз на такое среди истанбульцев наметанный, тем более порт-то рядом, а дальше – море с его свободой и ширью, ищи – не найдешь, если ты беглец и если тебе есть что скрывать.
Орыся поминутно оглядывалась, все надеясь на чудо: а вдруг Доку-ага вот сейчас, прямо сейчас их нагонит и пойдет рядом как ни в чем не бывало, такой родной, такой особенный человек. Ее человек, ее Нугами-сан, она только недавно это поняла с ослепительной ясностью. Поняла, когда потеряла. И слезы застилали глаза, и тоже хотелось кричать. И от поступка сестры тоже хотелось выть раненым зверем. Почему, ну почему она такое сделала со всеми ними? Ведь из-за нее, если подумать, и погиб Доку. Лишь бы только он умер сразу. Лишь бы не мучился. Он умеет, он сможет не дасться живым…
Все же она опять оглянулась. И замерла. И вскрикнула.
Ежи, едва Орыся застыла на месте и уставилась назад, не удержав возгласа страха, сразу все понял. Как ни спешили они, как ни старались действовать быстро и незаметно хотя бы уже здесь, за пределами дворца, не получилось у них уйти от погони. Стало быть, от судьбы не уйдешь. Шестеро за ними бегут, с загодя выхваченными ятаганами, и сразу видно – именно за ними, а не по своим каким-то делам. Первый что-то кричит и показывает на них пальцем. И шагов сто всего до них, считай рядом. Не скрыться.
Рубка предстоит. Не на жизнь, а на смерть. А море вот оно, уже за спиной, уже шумит, и байда там же, ждет. Что ж, для кого-то это будет точно последний бой…
Тарас вдруг подошел, поставил короб, раскрыл. Пардино-Бей, выскочив из него, сразу бросился к хозяйке, а Тарас проговорил, наклонившись к побратиму, – тихо, чтоб не услышала Орыся: