Голос Доку-аги завораживал и успокаивал. Орыся слушала, и боль постепенно отступала. Не уходила, нет – просто прекращала терзать каждый уголок души острыми когтями, сворачивалась клубочком, как наигравшийся Пардино-Бей, и устраивалась поуютнее, смежив веки.
– Как же нам быть теперь? – совсем успокоившись, спросила девушка у наставника.
– В моем родном краю есть такая пословица: «Если рыба захочет, вода уступит», – отвечал тот.
– Ты хочешь сказать…
– Придумаем что-нибудь.
Орысе оставалось лишь поверить.
3. Что можно и чего нельзя
Огонек ночника тлел ровно, почти не мерцая, – ночь была безветренной.
Они лежали на соседних тюфяках. Как бы ни сложилась судьба, сестрам совсем немного ночей было суждено провести рядом, в их девичьей спальне, и они теперь каждый раз ощущали близость лихих перемен. Словно бы вся прежняя судьба утекала сквозь пальцы.
Орыся сегодня вечером была сама не своя. Михримах впервые почувствовала себя старшей. Позволила сестренке рыдать у себя на плече, вдумчиво гладила ее по волосам, шептала слова утешения и с угрызением совести вспоминала, что у нее-то самой все дневные мысли были лишь о собственном счастье или несчастье.
А они ведь с Орысей близняшки. С первого дня жизни ни на день не разлучавшиеся. Сейчас сказать про себя «Я важнее» не получится, во всяком случае, честно, ведь младшая (но старшая духом, что там им перед собой притворяться) никогда бы при таких обстоятельствах не думала только о себе. То есть без всяких «бы»: она ведь все это время только и заботилась о том, как бы спасти старшую, Михримах, от проклятого замужества…
Проклятого?..
Да, да, проклятого, если из-за него Орысе суждены такие испытания…
А какие, собственно?
…И если им из-за этого предстоит навсегда расстаться. Они сестры, они двойняшки, их нельзя разлучать! И если все – кисмет, то и борьба против судьбы – кисмет тоже. Тут уж какая судьба пересилит.
Будь она проклята, эта Иблисова метка! Она сама – а также их с сестрой абсолютное сходство во всем, кроме этой родинки. Насколько было бы все проще, родись они с разными лицами… Ведь бывают же и непохожие близнецы!
Орыся понемногу успокоилась, только всхлипывала изредка. Михримах продолжала гладить ее по голове и рассказывать о своей встрече с Рустемом. Разумеется, сейчас она говорила о том, какой он страшный, глупый, уродливый и старый, в отцы ей годится, и как хорошо, что они с Орысей и пленниками смогут от него убежать.
– В отцы… – Младшая в последний раз шмыгнула носом и задумалась. – А знаешь, у гяуров-машаякчи, тех, которые соблюдают обряд крещения, есть… как это называется… крестные отцы. И матери тоже.