— Хорошо, — сказал я. — Заезжай за мной. Надеюсь, галстук не надо? — Нет, офисная рубашка с длинным рукавом будет в самый раз, — сказал Чжо. — И ботинки! Обязательно ботинки! Никаких тапок!
За окном продолжал поливать дождь, а я стал думать, что мне надеть.
Вообще, сезон дождей в Мьянме — примерно такое же депрессивное время для людей как полярная ночь. Даже когда нет дождя, все вокруг тебя словно покрыто тонким слоем воды. Постиранная одежда сохнет дня три, но так и не высыхает. Хмурое небо, зашкаливающие влажность и духота убивают ощущение комфорта в любой жизненной ситуации. Еда кажется не такой вкусной, и прочие радости жизни выглядят гораздо более тусклыми, чем в те дни, когда светит солнце.
Одна из преподавательниц русского языка в России написала мне, что она как-то задала своим студентам-мьянманцам вопрос о том, когда в Мьянме день длиннее — в марте или в июне? Все студенты, не раздумывая, ответили: «Конечно, в марте день длиннее!».
И дело тут не в печальном качестве мьянманского образования, и даже не в том, что чем ближе к экватору, тем различие длины дня и ночи в разные времена года все меньше. По большому счету студенты-мьянманцы были правы: в марте день действительно длиннее.
Март — это разгар сухого жаркого сезона. На небе, как правило, ни облачка, и вовсю светит солнце. Когда оно уходит за горизонт, небо еще долго остается светлым, а значит, день продолжается.
В июне все совсем по-другому. Весь день на небе висят толстые свинцовые тучи, и даже в полдень кажется, что наступают сумерки. В эти дни вершина Шведагона очень часто бывает не видна из-за низких темно-серых облаков. Солнце не может пробить этот слой, даже когда оно светит вертикально. А когда оно начинает клониться к закату, темнота наступает уже тогда, когда оно еще не ушло за горизонт, но его свет уже не почти не достигает поверхности. Поэтому сумерки в разгар сезона дождей на самом деле бывают ранними или кажутся таковыми.
Было четыре часа дня, или, в соответствии с миропониманием мьянманцев, четыре часа вечера. Чтобы заглянуть в шкаф, пришлось включить свет.
Разглядывая гардероб, я размышлял о том, что надеть черные офицальные брюки — значит капитулировать перед всеобщим мокрым пессимизмом. Тем более, что на глаза сразу же попались темно-зеленые штаны, которые я не надевал уже почти полгода. На мое счастье никто не успел прогрызть в них дыру, и плесень тоже как-то прошла мимо. Надевая эти штаны, я чувствовал себя героем, бросающим вызов дождливой серости окружающего мира. И уже под влиянием нахлынувшего драйва я уверенным шагом направился туда, где на стеллаже для обуви тускло сияли мои светло-коричневые ботинки…