Нет, неправда, что нас тогда не было!
Вон стоят в пирамиде винтовки. И висят шинели с погонами. А на каждом погоне буква «Ю».
И гудят сосны.
И лохматое небо качается над островом.
Идет война.
И наш ровесник уже плывет в ледяной воде. Он должен доплыть, должен добраться до берега, где красноармейцы.
Ничего, что мы тогда не добрались до фронта. Еще доберемся, и на этот раз моряками, специалистами… И, может, я встречу где-нибудь капитана второго ранга Иванова — он ведь теперь в действующем флоте. Может, мы вместе в каком-нибудь бою окажемся. Посмотрим тогда, какой я «маменькин сынок»!..
А потом кончится война. Нужно будет отстраивать города, заводы, шахты. И опять пойдут добровольцы.
Мы не первые, мы и не последние. Мы — вечные. Потому что всегда будет так: сколько лет Советской власти, столько и нам.
Вот об этом я и скажу Иванову!
…Силы у паренька кончаются. Вот снова дно под ногами, но берега все не видно. Может, он сбился с пути? Скоро начнется прилив…
— Строиться на вечернюю поверку! — объявляет дневальный по роте.
Старшина поднимается.
Мы становимся в строй.
— Он добрался до берега, — говорит вдруг Воронов. — Его подобрал красноармейский дозор. И через сутки англичан вышибли с острова. А парень погиб от воспаления легких…
— Смирно! — командует старшина.
Но мы и так уже стоим по стойке «смирно».
— По порядку номеров рассчитайсь!
Нет лыжни — замело! И куда теперь ни пойдешь — всюду совершенно одно и то же: темнота, снег и гулкие стволы сосен.
Леха остановился, снял лыжу и начал очищать ее.
— Надо влево! — сказал Юрка.
— Может, попробуем прямо? — спросил я.
— Что вы, братцы! — удивился Вадик Василевский.
— А куда же?
Вадик промолчал.
Как все-таки быстро стемнело! И метель началась.
— Прямо, — сказал я. — Прямо!
Казалось, еще немного, и мы выйдем на дорогу.
Час назад тоже так казалось.
— Ладно, — сказал Леха. — Короче. Вы мне доверяете?
Над нами тоненько, злорадно свистел ветер.
— А что ты предлагаешь? — спросил Юрка.
Вадик шмыгнул носом:
— Василий Петрович волнуется…
Старшина, конечно, волнуется. Это хуже всего, что мы подводим Воронова. Вадик мог бы и помолчать. Да, Вадик мог бы и помолчать! Это нам троим — нам, а не ему — позор. Воронов отпустил, а мы вот опять…
Леха проверил крепления на обеих лыжах. Выпрямился:
— Тогда пошли!
И решительно повернул вправо.
Воронов, отпуская нас, предупредил, чтоб вернулись засветло.
Был выходной, и как раз то время дня, когда темнота часа на два редела: небо становилось сизым и в сплошной стене леса по обе стороны дороги проступали отдельные деревья.
Сначала мы бежали вдоль этой стены, потом свернули.