— Пресвятая Матерь! — воскликнул Иоанн, привычно крестясь. Он кинулся обратно в двери, затем вернулся, не поднимая глаз, — это святое место! Обитель добродетели и послушания!
— Я всегда ощущала себя здесь неуютно, — Элиана, нисколько не смущенная его появлением, неторопливо поправляла одежду, тогда как ее любовник, запахиваясь в светлую длинную рубаху, подобрав упавшие штаны и пояс, согнувшись в три погибели, прошмыгнул мимо настоятеля.
Когда Иоанн поднял глаза, стоящая в сиянии свечей девушка с демонстративным старанием завязывала шнуровку на груди.
— Я думал, ты изменилась, — сказал он, но было трудно понять, подавлен он или же равнодушен. — Взрастила мудрость и скромность.
— Мудрость — несомненно. Но скромность — это бесконечно скучно!
Она улыбнулась. Ее губы были припухшими и алыми после страстных поцелуев. Монах прокашлялся и, бросив взгляд за дверь, куда ретировался неизвестный ловелас, поинтересовался:
— Кто это? Ассасин?… Прошу, скажи, что ты не совратила никого из моих братьев по вере!
— И за какой ответ ты меня похвалишь? — Элиана присела на край кровати. — Я читала, что во времена великого Рима приветствовались привязанности между воинами, а их регулярные любовные игрища были залогом отваги в бою и умением постоять друг за друга. Это сближает, знаешь ли. Вот я и подумала, чем ассасины хуже? Почему бы мне не укрепить с ними связь?
Иоанн смотрел на нее, пытаясь обнаружить хоть один признак вранья, но взгляд, голос, жесты — ничто не выдавало девицу. Натан бен-Исаак хорошо обучил ее, и слишком уж податливый материал ему попался. На его же беду.
— Но это был не ассасин, — жестко произнес монах. — И ты не признаешься, кто.
— Ни за что, — она широко улыбнулась, не скрывая издевки. — Ты так прятал глаза от моей груди, что сам упустил его. Пусть будет тебе наказанием.
В подобном тоне никто с ним не говорил, и он не мог понять, что в этой женщине такого, что старик Натан сам идет у нее на поводу, прощая и поощряя, как непослушную, но любимую дочь.
— Что ж, тогда позволь мне не оставаться в долгу, — произнес он ровным тоном. — Собирайся и не забудь свою свору ассасинов. Салах ад-Дин движется к Иерусалиму.
* * *
Куда девалось ее спокойствие? Больше года Элиана жила в мире. Хасим приводил новых послушников, готовых отречься от прежних взглядов, навязанных лживыми обещаниями Старца Горы и его дурманом. К тому же, они стали расширять свои ряды за счет новобранцев из поселений, принимая на обучение сирот. Элиана вела переписку с главой ассасинов в Аламуте. Кадир ибн Мунтасир весьма благосклонно отнесся к ее предложению об объединении сил. Сперва, конечно, он недоумевал и не отнесся всерьез к дерзким словам горделивой девицы. Но когда отправленные им в Дамаск убийцы все, как один, были пленены, он пересмотрел свои взгляды. Любопытство вынуждало его ко встрече, но Элиана оттягивала этот момент. К тому же, выполнив задание, она вернулась в старушечьи объятия монастыря Святой Екатерины, и меньше всего ей хотелось покидать его стены ради долгого и изнурительного путешествия в Персию, которую сами жители именуют Иран.