Она подходит ближе и видит Лиз. Она укрыта безобразной больничной простыней, из-под которой выглядывают кончики пальцев ног. Лак на ногтях облупился. Когда-то он был синий. Наверное, блестящий.
Моника садится рядом с дочерью, смотрит на землистое лицо Лиз, и самообладание окончательно ее оставляет. Не исключено, что Лиз умрет здесь, двумя этажами ниже того, где родилась. Она никогда не пойдет на выпускной бал, никогда не сдаст выпускные экзамены, никогда не поступит в университет, никогда не окончит его, и это тем более ужасно, что Лиз уже похожа на мертвеца. На труп, который можно положить в гроб и опустить в могилу.
Монике хочется одного – обнять дочь, ведь она так давно ее не обнимала. Но Лиз утыкана иглами, опутана трубками, вся такая хрупкая, как корочка льда на поверхности океана.
И ее мать просто сидит рядом.
Грядет конец короткой поры материнства Моники, которое ее всегда страшило, и в этом была ее беда. Она не знала, как воспитывать дочь, особенно после того, как умер отец Лиз. В детстве Монику подавляли, и она очень старалась быть идеальной матерью, а вот здесь, перед ней, – доказательство ее родительской несостоятельности.
Я порываюсь взять ее за плечи – они хрупкие, угловатые, как у Лиз – и сказать ей: Не кори себя, ты не виновата, она и так уже теряла почву под ногами. Но я молчу.
Трудно лгать, когда правда умирает у тебя на глазах.
Моника проводит пальцами по обгрызенным ногтям Лиз, и она по-прежнему не понимает. Я забываю про ложь и пытаюсь шепнуть ей на ухо правду, но пиканье приборов заглушает мои слова.
За нами наблюдает медсестра. Она дает нам десять минут, пятнадцать, потом отходит от нагромождения мониторов в центре палаты. Ее униформа сшита из ткани с рисунком в виде розовых динозавров, они выглядят так неуместно среди серых и голубых красок палаты… она сама выглядит неуместно – излишне оптимистичной, излишне бодрой.
Она ведет себя крайне деликатно, когда, тронув Монику за плечо, мягко говорит ей:
– Простите, вам нельзя здесь дольше оставаться, мэм. Слишком высок риск занести инфекцию.
Тактично и откровенно. Мне нравится, что медсестра не прикрывается пустыми словами. Не говорит, что Лиз сильная девочка, ведь в данный момент она совсем не сильная.
Моника вроде как собирается возразить. Но потом смотрит долгим взглядом на незнакомку, коей является ее дочь, и мгновением позже кивает. Хочет коснуться ее, но в последний момент отдергивает руку, потому что ее пальцы начинают дрожать.
Лиз сидит на кухонном столе, ее коленка залеплена лейкопластырем. Моника пытается обнять дочь, но та ее отталкивает.