— Да, Леонид Ильич, работаем над этим, активно работаем, — согласился Андропов, — надо набрать их шпионов на обмен. У нас, кстати, на редкость урожайный год в этой области. Так что поменяем обязательно.
— Да, я помню, ты докладывал… Но генерала ГРУ этого не вздумайте отдавать! Такие должны платить сполна! Здесь и кровью! Кстати, Костя, — повернулся он к тихо сидящему на уголке Черненко, — тут и твоя недоработка, отдела административных органов. Куда смотрели, когда генерала давали?!
Черненко истово закивал, соглашаясь.
— Леонид Ильич, — мягко начал Андропов, — с этим генералом особый случай. Очень, очень ловко маскировался. Законченный авантюрист, работал не за деньги, и не за идею, а за острые ощущения. Таких почти невозможно выявить стандартными методами наших кадровиков. Так что я не думаю, что отдел недоработал. И, к сожалению, возможно именно на него и придется менять Гийома с женой. Других шпионов сопоставимого масштаба нет. Остальные – обычная мелочь, просто их сейчас оказалось много.
Брежнев покраснел от негодования:
— Да он сколько знает!
— А мы и не сразу отдадим. Во-первых, мы взяли этого Полякова под свой контроль, и он согласился работать под нашу диктовку. Так что сейчас он – прекрасный канал для дезинформации противника. Когда мы его обменяем, найдем способ дать знать об этом американцам, и их доверие к его данным будет подорвано. Во-вторых, мы рассчитываем, что будем играть через него два-три года, и за это время поменяем некоторые важные и известные ему методы работы. Ну и, в-третьих, самое печальное, наиболее важную информацию он так и так уже передал.
— Эх… На фронте все проще было, — огорченно вздохнул Брежнев, — предатель – к стенке, и никаких гвоздей. И правильно это!
Он задумчиво пробежался глазами по столу, ища что-то, а потом вспомнил, что уже выпил вечернюю простоквашу и повернулся к Черненко:
— Костя, а поставь-ка ты ту пластинку с фронтовыми песнями, где Марк Бернес поет.
Андропов расслабился, глядя на багровеющие сквозь седой пепел угли.
— В далекий край товарищ улетает, — начал довольно музыкально подпевать Брежнев, — Юра, давай, подключайся дорогой, не грусти…
— Родные ветры вслед за ним летят, — ладно вывел дуэт, и Брежнев требовательно повернулся к Черненко, — Костя, ну!
— Любимый город в синей дымке тает, — негромкие, чуть надтреснутые от возраста голоса наполняли небольшую комнатку, — знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд…