— Хуб, буру, [*хорошо, вали – на дари] – меланхолично согласился его зам и перешел с дари на русский, — слушай, курева прикупи, закончилось.
— Куплю, — резидент советской разведки извлек из темного чрева сейфа четыре пухлые пачки долларов и бросил в потертый "дипломат". Уже стоя в дверях, повернулся и уточнил без всякой надежды в голосе, — ничего нового нет?
Морозов поморщился:
— Глухо. Я с Кадыровым накоротке переговорил в курилке, у соседей тоже ничего пока.
— Плохо… Неделя уж прошла, — Вилиор задумчиво побарабанил пальцами по косяку, — ладно, может мне повезет.
"Да, плохо, – думал он, идя по коридорам посольства к выходу, — плохо. Уплывает Афганистан, уплывает, и чем дальше, тем быстрее. Денег Дауду надо все больше, и ходит он теперь за ними к иранцам и саудитам. А кто девушку обедает, то ее и танцует. Конечно, задел у нас хороший, крепкий: одних обученных в СССР офицеров почти тысяча, и это не считая врачей, инженеров и учителей. Но новых курсантов Дауд теперь посылает в Индию и Египет. Хорошо, что пешаварская семерка и ЦРУ с Пакистаном за их спиной пока волнует его намного сильней, чем местные коммунисты. Но какой неудачный для нас год! Сначала Брежнев в апреле в Москве передавил на переговорах, а сардар ох как обидчив…".
Он сокрушенно покачал головой, вспоминая. В апреле, после государственного визита Дауда в Москву, вернувшийся с переговоров посол как-то за рюмкой водки по секрету поведал о чуть не выплеснувшемся наружу дипломатическом скандале:
— Представляешь, — раскрасневшийся Пузанов говорил быстрым горячим полушепотом, — он так, походя, сказал Дауду: "раньше из стран НАТО на севере Афганистана никого не было, а теперь под видом специалистов туда проникла масса шпионов. Мы требуем их убрать". А Дауд в ответ ледяным голосом: "Мы никогда не позволим вам диктовать нам, как управлять нашей страной. Лучше мы останемся бедными, но независимыми". Встает и на выход! И вся их делегация за ним. Леониду Ильичу пришлось догонять в дверях и извиняться, мол, не так выразился… В общем, остаток переговоров прошел скомканно, программу пребывания свернули и на следующий день улетели. Теперь выправлять надо.
"Выправлять… – Осадчий с досадой толкнул дверь и вышел в залитый ярким солнцем посольский двор. — Попробуй выправи, когда только что арестовали под две сотни коммунистов. Узнать бы, что с ними… И что на них…"
Стремительный порыв ветра из-за угла взвинтил и бросил в лицо пыль. Осадчий привычно закрыл глаза и задержал вдох, пережидая. Пыль, эта мелкая афганская пыль – она проклятие Кабула, наравне с вонью из сточных канав и пронзительными криками муэдзинов ранним утром. Она везде – и на улицах, и в доме, забивает нос и исподтишка порошит в глаза. Привыкнуть к ней невозможно.