Вереница автомобилей «Скорой помощи» тянулась бесконечной лентой. До самого горизонта не кончалась белая река, сверкающая синими волнами работающих проблесковых маяков. Стон десятков включённых сирен вдавливал барабанные перепонки в мозг. Брошенное на произвол судьбы население тщетно пыталось получить медицинскую помощь, неизменно слыша в ответ: «Извините, все врачи заняты. Пару часов придётся потерпеть». Станция прощалась с Нилычем.
Я приехал на кладбище с бригадой зеленокожих коллег, чья машина двигалась сразу за возглавлявшим процессию вместительным джипом администрации, на крыше которого был закреплён гроб.
На дне отрытой в топком грунте могилы стояла лужа зацветшей мутной воды. Меня поразили размеры кладбища — десятки рядов одинаковых бетонных плит. На каждой — эмалированная табличка с красным крестом в верхнем правом углу. Сколько ж наших ребят осталось навеки в земле чужого мира?
Автомобили подъезжали один за другим, разворачивались передом к могиле, образовывая полукруг. Ещё один, ещё и ещё, они заполняли поле за кладбищем неровными рядами. Вскоре к могиле стало невозможно подойти, и медики начали влезать на крыши ближайших к ней машин. Водитель джипа протянул главному врачу трубку рации.
— Все собрались? Машины «Скорой помощи», есть кто-нибудь отставший?
Отсутствие ответа было сочтено за общее согласие начать похороны.
Администрация заняла место у лежащей на земле серой плиты — такой же, как и на других захоронениях. Без халата, в тёмном платье, с чёрным платком на голове, главврач лишилась своего неприступного вида и стала похожа на обыкновенную немолодую усталую бабу. Её лицо, утратив обычную надменность, приобрело вполне человеческое выражение печали, тушь на ресницах расплылась.
— Сегодня мы провожаем в последний путь замечательного человека…
Один за другим выступило всё начальство.
— Прекрасный работник…
— Добрый и отзывчивый…
— На протяжении многих лет мы знали его как…
— Не забудем…
— …спокойно, дорогой товарищ…
Пустые, ничего не значащие, не стоящие слова, какие говорят о каждом. «Аут бене, аут нихиль». Ничего, не узнать из бестолковых казённых фраз о седом спокойном мужике в замасленной майке. Народ не вслушивается в трескотню, переговаривается. Им вовсе не безразлично происходящее. У них — свои некрологи:
— …у бронетранспортёра накрылся. Сам прикинь, эту дуру на буксир не возьмёшь. А тут, на счастье, Нилыч мимо…
— …двух с ногами стоил. А уж какие теперь водилы — лучше не говорить…
— …в жизни не напомнит. Наживёшь — отдашь…