– Что это на тебе? – спросил я. – Что за ерунда? Да еще и в сердечках? Если мне не изменяет память, это называлось «пижама». Ты что, разграбила прабабушкин гардероб?
– Дурак! – Аврора содрала с дивана плед, завернулась в него.
– Пижама… – я хихикнул. – В сердечках…
Я хихикнул еще.
– Дурак! Дурачина!
Аврора покраснела, как приготовившийся к обороне осьминог.
– Не беспокойся, Аврора, тебе идет. Особенно эти сердечки… Хорошо выглядишь. Куртуазно.
Я засмеялся. Мне совсем не хотелось, но я смеялся. Потому что все это было смешно.
Сверху планета очень похожа. На нашу. Я смотрю вниз и пью лимонад. Аврора возится в рубке, готовит «Чайку» к прыжку. Через три часа на орбиту встанет «Горацио» – корабль Карантинной Службы. Через пятнадцать минут мы уйдем с орбиты. Не знаю пока куда. Где народа поменьше. Надо подумать в одиночестве. Обо всем.
Время есть. Вряд ли кто нас разыскивает, больше чем уверен, что все считают нас погибшими. Смытыми цунами. Родители безутешны, педагоги сложили с себя научные степени, посыпались пеплом и отправились в изгнание. Все думают – как несправедливы мы были к этим ребятам! Пусть странным, пусть загадочным, но все-таки славным. Как не замечали их, не понимали и по своей ограниченности зачастую подвергали остракизму!
Рвут на себе волосы.
Я вспомнил маму. И папу. Наверное, они действительно расстроились. И с этим надо что-то делать. Письмо написать на Шпицберген. Через неделю напишу пренепременно, сообщу, что ошибка вышла. Сообщу, что скоро буду. Через год. Что сейчас я… Навру что-нибудь. Что мы спасаем… Придумаю что-нибудь. Пингвинов ископаемых, моя мама любит, когда я спасаю слабых и сирых. Она сама известная спасательница, она бы с Авророй нашла общий язык.
Мысли о родителях ввергают меня в угнетенное состояние духа, я пробую уснуть, но получается еще хуже. Сон.
Сны мучительны. Мне снится, что я-настоящий погиб на планете Гоген. Там, в лесу, ночью. Упал с дерева, свернул шею. И хитрый МоБ прокралась в мой организм, скопировал его и отправил в путь. А сам я валяюсь где-то под тем деревом, и прорастает через меня поганый местный бамбук, и жуки меня еще едят…
Я просыпаюсь, выбираюсь в каюту и смотрю на Аврору.
А потом я смотрю на планету Гоген. Зеленую и мирную. Во всяком случае, с этой высоты.
Я вспоминаю Аврору. Не эту, а ту, ненастоящую. С которой мы прошли по лесу, с которой мы разбирали разрушенный поселок Монмартр, которая пыталась приручить механическую кошку…
Которая спасла мне жизнь.
Теперь та, другая Аврора, бродит там, внизу, смотрит вверх и никак не может понять, что с ней случилось. Почему она больше не человек, почему она никому не нужна…