— Тетя Лиза, а как у вас посиделки проходили?
Тетя Лиза на минуту задумывается, затем начинает говорить о посиделках, все больше снижая голос, будто погружаясь в толщу времени.
— Зимни-то вечера длинны. Соберемся, бывало, девчаты со всего конца поселка у тетеньки Вассы. И каждая со своей работой. Любила тетенька Ваоса, покойница, нас, молодежь. Ну, сидим, значит, вяжем. И она вяжет да за нами присматриват да поправлят. Вот почти что как сейчас. А надоест — она лампу затушит, мы в прятки начнем играть. И она с нами. Потом — опять за вязание. Потом ребяты придут, зачнут женихаться. Песни заведем. Хороши песни пели. Теперь таких уж не поют…
И она замолкает, погрузившись в задумчивость. На губах ее блуждает надолго забытая светлая улыбка.
Потом, вдруг спохватившись, она восклицает:
— Э-з, да что же ты сидишь-то, Света!
— А что? — Света делает вид, будто не догадывается, о чем речь.
— Как что? — удивляется тетя Лиза. — Ты распусти, как я тебе сказала. Потом провяжи ряд.
— Те-ееть Лиз, не буду, — жалобно канючит Света.
— Да как же это — «не буду»? Куда же у тебя платок-то вылезет! — восклицает тетя Лиза и откладывает свою работу. — Ты всего три ряда распусти, потам один провяжи. На другой день веселей к делу приступишь. А так ведь забудешь, все.
— Те-еть Лиз, не бу-уду. Надоело, — Света притворно хнычет и смеется одновременно.
— Да как же так? Ах ты, господи, — сокрушается тетя Лиза. — Дай-ка я сама.
И тут раздается сильный стук в сенную дверь.
Тетя Лиза очень пугается, а девушки с ликованием бросают вязание на диван, выскакивают на кухню, открывают дверь, ведущую в сени, и там слышится их дуэт:
— Кто это? Вам кого?
— Вас, — отвечают с улицы.
Следует перекличка через сени, уточнения, шутки, слышатся ломкие басовитые голоса вперемежку с завыванием бурана. Оказывается, пришли парни — Генка и Юрка, живущие неподалеку отсюда.
— Подождите! — кричат им Оля и Света и хватаются за свои пальто.
— Вы куда? — слышится строгий оклик.
— В сенцах постоим, теть Лиз.
— Вот так, в одних пальтишках? Да вы с ума сошли? Застудите там у себя все, потом за всю жизнь не расхлебаете, — сердито выговаривает им она, шуруя в печи кочергой.
— Теть Лиз, мы ненадолго.
— Не пущу, — говорит она и, не оставляя кочерги, решительно встает у двери, как сторожевой стрелец с секирой. И слышится ее строгий голос:
— Вы хоть штаны надели?
Они отвечают утвердительно. Но она им не верит и требует:
— Покажите!
Они отнекиваются, нерешительно топчутся, смущенно смеются. Потом показывают.
— Да каки это штаны, — возмущается тетя Лиза. — Это летни трусы. Ну-ка наденьте теплы.