— Виктор Захарович! — срывающимся голосом закричал Женька. — Виктор Захарович!
— А! Провожатые! — улыбнулся Коростелев, увидев нас.
Но нам было не до улыбок.
— Виктор Захарович! Смотрите!.. — Женька протянул старому большевику успевшую уже просохнуть фотокарточку.
Коростелев взглянул и уверенно кивнул головой.
— Она! Как живая! Ольга!.. Да где же вам удалось этот портрет раздобыть?
— Вот у него дома, — Женька ткнул пальцем в сторону молчаливо стоявшего Васьки. — У Васьки Русакова. На стенке висела…
— Вспомнил! — вдруг воскликнул Виталий Ильич. — Русакова ее фамилия!.. Ну да, Русакова!
Паровоз свистнул протяжно и гулко. Громыхнули сцепления. Вагоны медленно поползли мимо перрона, мимо дежурного в красной фуражке, мимо толпы провожающих, мимо носильщиков в белых фартуках. Медленно отъезжал все дальше и дальше Виктор Захарович Коростелев. Он стоял на площадке вагона и махал нам рукой. И мы тоже махали ему руками изо всех сил. Мы кричали: «Счастливого пути! Приезжайте еще…» И долго смотрели, как становится все меньше и меньше, тускнеет, исчезая в ранних февральских сумерках, красный фонарик на площадке последнего вагона.
Ушел поезд. Уехал Виктор Захарович. И тогда мы обернулись к Ваське.
— Это что же? — еще не очень уверенно произнес Женька. — Выходит, Васька, Ольга Русакова в твоем доме жила?
— Не… не знаю, — ответил он, запинаясь, и взглянул на карточку так, словно видел ее впервые. — Может, и жила.
— Что значит «может»! — воскликнул Купрейкин. — Ты, что же, родных своих не знаешь? Да эта Ольга, всем героиням героиня, возможно родной бабкой тебе приходится. Или еще кем-нибудь! — И добавил рассерженно: — Скажите, пожалуйста! «Может»!
— Я и отца-то не помню, а не то что бабку, — мрачно пробасил Васька. — Мать — и то чуть-чуть. — Вдруг он встрепенулся. — У нас на чердаке сундук какой-то стоит. Бумаги там разные… Тетка сперва выбросить хотела или в печке сжечь. А я на чердаке спрятал. Целый день таскал… И сундук старыми рогожами закидал. Подумал, отцовы бумаги. Зачем их жечь?
— Видали? — возмущенно развел руками Купрейкин. — Тетка у него нашлась! Тетку-то небось знаешь. А такого человека позабыл!
— Да ведь я не видал никогда эту, которая на карточке, — оправдывался Васька.
— Вот что, Пострельцов! — решительно сказал Виталий Ильич. — Ты у них вроде командира. Пойди разберись там, в сундуке. А если что непонятно, несите ко мне домой. Вместе посмотрим. Самому надо бы с вами пойти, да меня ждут.
И он простился с нами.
Только выйдя на привокзальную площадь, я вспомнил, что ни Лешка, ни сам Васька еще ничего толком не знают. Не знают, почему мы так разволновались, увидав фотографию на стене; почему ее надо было переснимать в такой спешке и кто такая вообще Ольга Русакова. Я сказал об этом Женьке.