— И думать не смейте! Сейчас же руки мыть и за стол. У меня уж давно все готово.
Вскоре мы сидели за столом, накрытым чистой скатертью, перед чистыми тарелками, перед красивой, в цветочках, хлебницей, где аккуратными ломтями лежал пахучий хлеб, и от усталости, от голода и от неожиданности всего, что с нами случилось, не могли даже разговаривать.
— Ну и борщ вышел! — объявила довольная старушка, ставя на стол дымящуюся кастрюлю.
Борщ и правда оказался такой вкусный, что я мигом очистил целую тарелку. Да и Женька уписывал его за обе щеки. Мы едва успевали отвечать на расспросы старушки, которая совсем некстати интересовалась, кажется, всем на свете: как мы учимся, какие у нас уроки, хорошие ли учителя и не деремся ли мы в школе. Мы отвечали с набитыми ртами, так что у нас выходило «нифефо» вместо «ничего» и «форофо» вместо «хорошо».
После борща бабушка Ксения принесла сковороду с котлетами и кастрюлю с макаронами.
Наконец с обедом было покончено. Часы захрипели, словно набирая воздуха в простуженные легкие, и устало пробили три раза.
— Ну, спасибо вам, дорогие вы мои, — сказала бабушка Ксения. — Приходите в гости. Всегда буду рада. А Иван Николаевич приедет, скажу ему, какие у него шефы распрекрасные.
— Какие шефы?! — в один голос воскликнули мы.
— Известно какие. Тимуровцы. Он ведь говорил, когда уезжал: придут тимуровцы из двадцать девятой школы, мои шефы…
— Мы не из двадцать девятой! — закричал Женька. — Мы из четырнадцатой.
— Ах ты, господи! — всплеснула руками старушка. — Значит, и четырнадцатая школа над нами шефство взяла? Это что же, вас учителя посылают или сами вы на собраниях решаете?
Только тут смутной тревогой шевельнулась у меня беспокойная догадка. Да не приняла ли эта разговорчивая бабушка нас за каких-нибудь других ребят? Может быть, не про нас совсем говорил ей Иван Николаевич?!
— Мы над вашим домом шефство не брали, — сказал Женька. — Мы зашли по делу. Нам Иван Николаевич другое задание дал. Мы с ним вчера в архив ходили…
— В архив? — недоверчиво переспросила старушка. — Да он вчера утром в колхоз уехал.
— Кто уехал? Иван Николаевич?
— Ну да, Иван Николаевич Корнеев, Ванечка, племянник мой.
— Какой Корнеев? Разве его фамилия Корнеев?
— Конечно. У нас вся семья Корнеевы. И я Корнеева тоже, Ксения Феоктистовна.
— А Самарского Ивана Николаевича вы не знаете? — упавшим голосом спросил Женька.
— Самарского? Нет, самарских мы никого не знали. От Хабаровска до Самары-то, поди, дней пять поездом ехать надо. Раньше мы в Хабаровске жили А уж годков тридцать тому Ванечка рабфак кончил. Переехали в Ижевск. А уж из Ижевска — сюда. Инструктором его в совнархоз назначили… Да и Самара-то нынче уже не Самарой, а Куйбышевом называется, — закончила бабушка Ксения.