Дома, к счастью, мы не застали матери. Она, наверно, еще не вернулась из магазина. Быстро отыскав среди хлама в моей тумбочке две запрятанные пятидесятирублевки, я сунул их в карман, и мы бегом пустились вниз по лестнице.
Отделение милиции было недалеко, за углом. Женька втолкнул меня в дверь, и я наткнулся на бравого плечистого милиционера, который не очень-то приветливо спросил:
— А вы куда направляетесь?
— Нам к начальнику надо, — выступая вперед, объяснил Женька.
— Это зачем к начальнику?
— По срочному делу.
— По срочному делу вон к дежурному обращайтесь.
Мы прошли в просторную комнату, где за деревянной загородкой сидел, облокотившись на стол, человек в синем кителе с погонами старшего лейтенанта. Перед ним, навалившись грудью на загородку, плакал пьяными слезами какой-то детина в ватнике и рваной шапке.
— Товарищ начальник… — жалобно тянул он. — Ну, отпустите вы меня. Ей-богу, слово даю, никогда это больше не повторится. Ведь на заводе узнают — стыд на весь цех! Я и ножку-то подставил нечаянно. Все водка проклятая, чтоб ей сгореть!..
— Сгореть или не сгореть, вам лучше знать, — строго отвечал старший лейтенант. — А на заводе действительно узнают. И перед судом за хулиганство предстанете по всей справедливости. Ну, а до расследования мы вас должны задержать. — Он обернулся к нам и спросил:
— Вы что, ребята?
— Нам к самому главному начальнику надо, — сказал Женька.
— К главному? А что у вас к нему за дело?
— Рассказывай, Серега, — подтолкнул Женька.
— Ты лучше сам расскажи. У меня не получится.
Женька оглянулся и проговорил таинственно:
— Мы хотим про жуликов рассказать, которые ботинки воруют. Вот он… — Женька кивнул в мою сторону. — Он тем жуликам помогал. Он знает, куда они носили.
— Стоп! — вдруг остановил его старший лейтенант. — Подождите минуточку, — и он быстро вышел из комнаты.
По тому, как встревоженно нахмурились брови дежурного, я понял, что к начальству мы все-таки попадем. И действительно, минут через пять старший лейтенант вернулся.
— Пройдите к начальнику. Он вас ожидает. Сазонов, проводите.
В чистом и светлом кабинете, куда мы вошли, за широким столом, к которому был приставлен другой, накрытый зеленой скатертью, сидел пожилой седоватый человек в простом темном костюме. Он взглянул на нас пытливо и с любопытством.
— Садитесь.
Мы сели, и я отчего-то сразу оробел.
— Ну, рассказывайте, что у вас такое, — проговорил начальник, закуривая папиросу и разгоняя ладонью дымок. — Не смущайтесь, не смущайтесь.
Голос его звучал ободряюще, и я вдруг торопливо стал рассказывать этому человеку все: и как возле домика Петра Терентьевича встретили мы незнакомца, который назвался Никифором Витольдовичем, и как я бегал в универмаг, как забеспокоился старый продавец, узнав о письме от Нионилы Спиридоновны. Я рассказал, как передал Никифору Витольдовичу в гостинице то, что поручил мне сказать Петр Терентьевич. Потом я принялся вспоминать, как мы шли через канал на пустырь, к домику, где встретил нас Цыпленочкин, и как вместе с Колькой Поскакаловым и Петькой Чурбаковым возвращались потом на Овражную.