– И это верно.
– Но самое ценное – голова. И продать ее сложней всего. В тех краях, где расположена обитель блаженной Энигунды, нынче идет война. Туда пробраться будет тяжеленько…
– Что с того, – Ренган допил пиво и потянулся за кувшином. – Герцог Фиеро собирается в поход? Отлично, мы пойдем с его войском.
Приятели скрепили договор рукопожатием, допили пиво и Фомас, шатаясь, удалился. По дороге клирик громко рассуждал о природе совершаемого им святотатства, спорил сам с собой, приводил доводы в оправдание собственного падения, опровергал их… и тут же выдвигал новые. В конце концов пьяный клирик пришел к выводу, что если прихожанин вознесет молитву блаженному Гэрфину и блаженной Энигунде, глядя на останки истинной (хотя и Темной) Богини, то в конечном счете никто не пострадает. Разве не выигрывает Церковь духовно, используя мощи Богини? Ведь сыны и дщери Церкви только укрепятся в вере, взирая на мощи, кому бы они ни принадлежали. Ну а что, выигрывая духовно, Церковь понесет кое-какой материальный урон… несколько сот крон… или тысяч крон… ну что ж, для того и копятся в сокровищницах прелатов мирские богатства, чтобы тратить их на духовные цели! По пути Фомаса никто не пытался ограбить, должно быть, встречных разбойников приводили в священный трепет столь возвышенные речи…
Наутро Ренган отправился в город. Прошел по знакомым улицам, послушал, о чем судачат прохожие. Наведался в порт поглядеть на купеческие корабли. У ворот понаблюдал, как въезжает в город еще один господин, прибывший на турнир, объявленный герцогом Фиеро. Заодно выяснил, что до турнира остается всего два дня. Заглянул в трактир выпить пивка… И пошел обратно в «Корону Эвелара», задержавшись минут на двадцать у рынка – поглядеть, как бьют пойманного с поличным воришку. Сам Ренган был достаточно опытен и не лез в сутолоку, стоял в отдалении. Потому что знал, избиваемый – не единственный карманник в Бредигене, и многие из зевак, что сейчас радостно гогочут и показывают пальцами, чуть позже хватятся украденных кошельков…
Под вечер солдат возвратился на постоялый двор. Зашел на конюшню проведать белого жеребца, убедился, что конь ухожен и накормлен, вручил конюху несколько медяков и отправился в трапезную. Там северянина поджидал Фомас в обществе двоих субъектов, один из которых, одетый попроще, сложением напоминал шкаф, а другой явно принадлежал к числу людей зажиточных и выставлял напоказ толстую серебряную цепь на груди. Верзила помалкивал, а тот, что меньше ростом, оживленно беседовал с Фомасом, оба раскраснелись и ожесточенно жестикулировали. Завидев Ренгана, клирик сорвался с места и, подбежав к наемнику, принялся нашептывать на ухо (для чего коротышке пришлось встать на цыпочки), что он привел покупателя, богатого купца. По счастливому стечению обстоятельств купец как раз вскоре отбывает на Восток и не прочь прихватить с собой бесценную реликвию, которую сможет выгодно загнать кому-то из набожных тамошних владык. Ему, правда, требуется заверенный епископской печатью документ, удостоверяющий подлинность святыни, но тут уж Фомас расстарался и требуемую бумагу раздобыл… За нетленную стопу святого Эйлихта («смотри же, Ренган, не перепутай, святого Эйлихта!») купец согласен отвалить двести восемьдесят крон, но если поднажать… он даст больше, наверняка больше! Второго собеседника священник отрекомендовал телохранителем первого. Ренган поздоровался и сел за стол. Да, у него есть бесценная реликвия, подлинная нетленная стопа блаженного Эйлихта.