Эти впечатления о фильме, довольно бойко, надо признать, написанные, характеризуют, однако, не столько сам фильм, сколько атмосферу, которая окружала кинопроизводство в США в те годы. Сама бойкость и ирония, пронизывающие многие рецензии той поры, словно подразумевают совсем иной кинематограф, нежели тот, что приходилось рецензировать. И «грудастые гёрлз», и pin-ups, и «беспредельное кокетство», вовсе не осуждаемое, как того требовали маккартистские цензоры, а, напротив, сочувственно причисляемое к достоинствам фильма, ибо оно превращает его в «представление, исполненное жизни», — все это свидетельствует о том, что «лед тронулся», во всяком случае в рецензиях, и пуританские принципы, испокон веку прикрывавшие собой самый оголтелый разврат, уже не законодательны дефакто, и от них можно отступать (по крайней мере, на экране); пусть фильм и не соответствует тому, как о нем пишется, — несоответствие само по себе суть стимул и для перемен в кино. С этой точки зрения понятно, почему проблема «оскорбительного фильма», волнующая нас с Джоан Медлен, не могла никому и в голову прийти — авторы любого фильма, героини которого действовали живо и раскованно, могли рассчитывать на снисхождение и публики, и критиков.
Однако из-за рубежа (кстати, из страны, куда направлялись Лорелея и Дороти), со стороны, преодолев, так сказать, синхронную слепоту, некоторые критики рассмотрели, точнее — почувствовали, в веселой комедии вовсе не веселый подтекст. Правда, истолковали его по-разному. Молодой Франсуа Трюффо, чуть ли не под каждой кроватью разыскивавший «интеллектуальное кино», разглядел его и в этой безделке Хоукса. А потому «на этом фильме не до смета. И не то чтобы сценарий или режиссура были дурны — напротив; но смет застревает в горле…». Почему? Объяснения нет. Просто торжествует «интеллектуальное кино». Но главное, молодой критик верно почувствовал неодноплановость, нешуточность фильмового развития. Еще ближе к сути подошел Жан де Баронселли: «Когда Мэрилин Монро дебютировала, она была весьма посредственной актрисой. Помню, как она страдала в одной психоаналитической драме[43], — на нее трудно было смотреть. Но потом постепенно она обрела свой стиль, амплуа (глуповатая красавица). Опьяняющая, своенравная, пленительная, она своими фотографиями на кнопках завоевала сердца всей Америки. Но экран ласково посмеивался над ней. Пародирующая Мэрилин. Она пародирует здесь всех «роковых» женщин. Она манерничает, покачивает бедрами, трепещет, гримасничает и подмигивает, чтобы ее, не дай Бог, не восприняли всерьез».