У Эвелин была привычка сравнивать малыша Эдварда с Нелл в их развитии; Саймон же не любил, когда заговаривали о Нелл: во-первых, ему казалось, что это расстраивает Хелен; во-вторых, было очевидно, что Эдвард очень отстает от Нелл: в два года он едва говорил несколько слов, в то время как Нелл в таком возрасте говорила уже целыми фразами. Хелен пыталась пойти на компромисс, говоря: «Но девочки обычно начинают говорить раньше, чем мальчики», а также пыталась оправдать Эдварда: «Но мальчики быстрее развивают практические навыки».
— Какой забавный у нею язык, — был ответ Эвелин. — Да какие там практические навыки! — Эвелин взгрустнула. — Конечно, у нас с Джоном был всего один ребенок — и это девочка.
Слова прозвучали как вздох разочарования: будто упрек Хелен, отчего не родился мальчик — и это очень расстроило Хелен.
Хелен дулась долго. Она никак не могла сблизиться после этого с матерью, которая, в свою очередь, замкнулась в каком-то одиночестве, в каком-то упорном несчастье рядом с мужем. То было одиночество на двоих. Хелен никак не могла понять своей вины во всем этом, и поэтому, когда родители уходили, она ощущала, что с плеч сваливалась неведомая тяжесть.
— Почему они не родили второго ребенка? — спросил однажды Саймон.
— Наверное, я слишком много кричала по ночам, — ответила Хелен. — Поэтому Джон не мог сконцентрироваться.
О, да, художник — это монстр, если ему позволено быть таким. Эвелин четырежды делала попытку продлить беременность в надежде, что муж смягчится, но этого не случалось.
— Заводи столько детей, сколько тебе будет угодно, — говорил он, — но прошу тебя, держи их от меня подальше.
Если она делала попытку пожаловаться и разжалобить его, он добавлял:
— Если тебе не нравится, я не держу тебя.
Эвелин не запугивала его, не устраивала сцен. А нужно было. Всю жизнь она ждала, и ждала напрасно, от него доброго слова, поддержки. Абсурд, но получалось, что она и не оставалась с ним, и не покидала его. Ей не хватало мужества. Она избавлялась от очередного ребенка, может быть, от того сына, который посмеялся бы над отцом, повзрослев, и устыдил бы его. Поэтому Хелен, незащищенная ни братом, ни сестрой, с их детским эгоизмом и себялюбивыми запросами, одна противостояла дурному темпераменту отца. Более того, она в целом переняла от матери манеру восприятия его: робкую, почтительную, с редкими моментами радостного ощущения жизни в целом. А встретив столь же буйный и эгоистичный темперамент в Клиффорде — была привлечена к нему, и привлекла, в свою очередь, его своей покорностью (как это и бывает с такими дочерьми), и не смогла достойно противостоять ему, как и ее мать.